В четверг 5 марта победитель возвратился домой. Пять месяцев назад Москву покинул великий князь Иван Васильевич. Теперь Москва встречала Государя.

Подводя итог всей новгородской кампании, летописец замечает: «А как и стал Великий Новгород и Русьская земля, таково изневоленье на них не бывало ни от котораго великаго князя, да ни от иного ни от кого» (18, 221). Кажется, уже современники ясно осознавали исторические последствия того небывалого «изневоления», в которое ввергнут был некогда гордый и независимый Великий Новгород. Прикрываясь рассуждениями о возврате к славной «старине», Москва решительно сокрушала всю старую политическую систему, возводя на ее месте новое, невиданное доселе здание, одновременно похожее на храм, крепость и тюрьму.

Отточенный в боях с татарами, московский меч провел черту под трехсотлетней историей той политической системы, которую можно определить как «демократию для аристократии». Падение Новгорода предопределило скорое исчезновение сходной системы во Пскове и на Вятке. Вектор российской истории отныне был направлен в сторону самодержавия.

Имелась ли у этого тяжкого пути какая-нибудь реальная историческая альтернатива? «Россия могла быть спасена (от удельного хаоса и произвола татар. — Н. Б.) путем развития общинных учреждений или установлением самодержавной власти одного лица», — утверждал А. И. Герцен. Последнее вполне удалось. О возможности первого пути большинство историков отзываются скептически…

Впрочем, в 1478 году все еще только начиналось. На пути к российской монархии московским правителям предстояло еще много сражений с внешними и внутренними врагами. Им предстояло убить любовь к свободе — речь здесь идет, конечно, лишь о свободе политической, ибо свободу духовную, «тайную», русский народ не терял даже в самые свирепые времена — не только в окружающих, но и в самих себе. Им предстояло положить за истину, что Россия — не та страна, где можно соединить свободу с независимостью. Они должны будут уверить себя и других в том, что самодержавие стоит своей цены, что выбирая между внутренней свободой и независимостью от внешних сил, следует предпочесть независимость, так как в этом случае все же остается шанс со временем получить и свободу, тогда как при отсутствии независимости всякая свобода — не более чем оптический обман…

Несколько дней спустя в Москву по приказу Ивана III привезли в качестве трофея и вечевой колокол. Чуткое ухо новгородца различало его тревожный зов среди звонов всех других городских колоколов. Теперь, словно пойманная птица, мятежный колокол был помещен на соборную колокольню в московском Кремле. Отныне его медный гул возвещал лишь печальную библейскую истину: «Всему свое время, и время всякой вещи под небом…» (Еккл.3:1).

Ликвидация основных институтов боярской республики в результате похода Ивана III на Новгород зимой 1477/78 года еще не означала полной интеграции этого региона в систему Московского государства. Для того чтобы «переварить» столь крупный кусок, Москве понадобились многие годы.

Новгородские заботы не оставляли Ивана III и после возвращения в Москву. Весной 1478 года скоропостижно скончался только что назначенный новгородский наместник князь Иван Стрига Оболенский. Согласно его завещанию старый полководец был похоронен в суздальском Спасо-Евфимиевом монастыре. Найти достойную замену умершему оказалось нелегко.

Между тем глухое брожение в Новгороде не прекращалось. Летописи скупо сообщают об этом. Новгородские дела оказались в тени двух других важных событий 1480 года — мятежа удельных братьев Ивана III и «стояния на Угре». Известно только, что во вторник 26 октября 1479 года (в день памяти святого Дмитрия Солунского, покровителя воинов) «князь великы Иван Васильевич поиде к Новугороду Великому миром» (31, 326). Вместе с ним поехал и победитель новгородских ратей князь Данила Холмский (5, 13). В Москве, как обычно, остался наследник престола Иван Молодой.

(Многие уникальные подробности этого похода сохранились в «Истории Российской» В. Н. Татищева. По-видимому, Татищев взял их из какой-то не уцелевшей до наших дней летописи. Косвенные подтверждения достоверности его рассказа можно найти и в сохранившихся летописях.)

Путь до Новгорода на этот раз занял у Ивана III более месяца. Выехав из Москвы 26 октября, он вступил в Новгород только в четверг, 2 декабря (40, 76). На то были свои причины. Понимая, что приход великого князя сулит им новые казни и высылки, новгородцы пытались не пустить его в город. Ивану пришлось дожидаться подхода московских войск и артиллерии, а затем вести настоящую осаду крепости. Две недели он стоял лагерем в селе Бронница, расположенном верстах в 20-ти к востоку от Новгорода (50, 67). В ходе осады вновь сказали свое веское слово мощные московские пушки, огнем которых управлял Аристотель Фиораванти. «А ис пушек бияху безпрестанно, бе бо Аристотель искусен зело» (50, 67).

Перед лицом подавляющего военного превосходства москвичей горожане сдались и открыли ворота незваному гостю. Въехав в Новгород, великий князь со свитой разместился не на Городище, где издавна жили новгородские князья, и не в центре города, а на Славенском конце — восточной окраине города, на дворе некоего Евфимия Медведева (30, 197; 31, 326). Часть приведенных войск князь Иван отправил под началом воеводы Андрея Никитича Ногтя Оболенского против немцев, которые сильно разоряли тогда Псковскую землю. Тем временем государь провел неожиданные репрессии в самом городе. 9 января (по другим летописям — 19 января) за некую «крамолу» был арестован новгородский архиепископ Феофил (20, 197; 31, 326). Суть этой «крамолы» в сохранившихся летописях обрисована довольно расплывчато, при помощи традиционных формул «измены Государю»: «Не хотяше бо той владыка, чтобы Новъгород был за великим князем, но за королем или за иным государем» (30, 198). В качестве мотива «измены» названо недовольство владыки конфискацией Иваном III по договору 1478 года половины всех владычных и монастырских волостей и сел. По этой причине архиепископ питал к великому князю сильное «нелюбие».

Очевидно, Иван III не имел никаких доказательств «измены» владыки Феофила, кроме сомнительных показаний, которые давали под пыткой истерзанные московскими палачами новгородцы. Да и самой «измены» в прямом смысле этого слова, скорее всего, не было. Действительно, у какого «государя» мог владыка просить помощи, когда единственный возможный «помощник» — король Казимир — уже вполне показал свое равнодушие к судьбе Новгорода?

Расправой с Феофилом великий князь хотел ликвидировать один из существенных пережитков вечевого строя — выборность архиепископа и его активное участие в общественно-политической жизни Новгорода. Возможно, владыка вступил в какой-то конфликт с московской администрацией в Новгороде или же каким-то образом препятствовал «черному переделу» в церковных вотчинах. Однако и без этого он едва ли сумел бы до конца удержаться на кафедре. Великому князю нужен был абсолютно свой человек в доме святой Софии. Немалую роль сыграло, наверное, и желание Ивана III заполучить богатства владычной казны. Взяв под стражу Феофила, великий князь «и казну его взя, множество злата и сребра и съсудов его» (30, 198).

24 января 1480 года архиепископ Феофил был отправлен в Москву. Насилие над епископом, согласно церковным канонам, считалось для любого правителя тяжелейшим грехом, за который он должен быть предан анафеме. Ивана это не остановило.