Причина неожиданной милости Ивана III к замордованным московскими администраторами псковичам объяснялась просто: он принял решение о новой войне с Новгородом. И храбрые псковичи должны были принять в грядущей кампании активное участие…

О прямых отношениях Ивана III с новгородцами в 1476–1477 годах известно крайне мало. Однако некоторые линии все же прослеживаются.

Едва успев вернуться в Москву (8 февраля 1476 года), великий князь поспешил объявить о том, что все те новгородцы, которые обращались или будут обращаться к нему с жалобами на своих бояр, могут не беспокоиться о своей безопасности: отныне они находятся под защитой великокняжеских приставов. Сформулировав таким образом приглашение к доносам, Иван назначил и срок, когда эти доносы будут рассмотрены, — «стати перед великим князем на Рождество Христово» (41, 205).

В воскресенье 31 марта 1476 года в Москву прибыл новгородский владыка Феофил в сопровождении большой делегации бояр и житьих людей. Цель визита — «бити челом великому князю от всего Великаго Новагорода за поиманых бояр их, сидят которые на Коломне да и в Муроме» (18, 205). Уже на другой день новгородцы были приглашены во дворец. После приема великий князь устроил в их честь знатный пир. Однако все эти почести и знаки гостеприимства не могли скрыть горькой правды: государь наотрез отказался освободить томившихся в его тюрьмах новгородских бояр. Дальнейшее пребывание просителей в Москве становилось бессмысленным унижением. Поняв это, они заспешили домой. 7 апреля, в Вербное воскресенье, великий князь дал гостям прощальный «пир отпускной» (18, 205). На другой день они уже тряслись по изрытому проталинами зимнику, мечтая успеть домой к малиновым звонам Великого дня.

Лето и осень 1476 года прошли спокойно и не внесли существенных изменений в московско-новгородские отношения. Однако зимой дело приняло новый оборот. Согласно указу великого князя, новгородские жалобщики могли явиться к нему на Рождество Христово — 25 декабря. Очевидно, они не решились этого сделать, опасаясь мести со стороны врагов Москвы. Тогда Иван III отправил в Новгород своих приставов для вызова и сопровождения истцов. Оправдавший себя метод расправы с неугодными под прикрытием «справедливого суда» и наказания за мнимые или подлинные бесчинства вновь был принят на вооружение. Московские приставы не даром ели свой хлеб. В начале Великого поста (23 февраля 1477 года) они вернулись, приведя с собой целую толпу новгородцев во главе с посадником Захарием Овиновым. Одни из новгородцев выступали как истцы, другие — как ответчики. Столь необычное явление — суд новгородцев вне Новгорода — вызвало у московского летописца изумленное восклицание: «А того не бывало от начала, как и земля их стала и как великие князи учали быти от Рюрика на Киеве и на Володимере, и до сего великого князя Ивана Васильевича, но сей в то приведе их» (18, 205).

Вслед за первой толпой новгородцев в Москву на суд потянулись и другие. «По сем, в то же говение (Великий пост, с 16 февраля по 5 апреля 1477 года. — Н. Б.) приидоша иные посадницы и мнози житьи новугородцы, и поселяне, и черницы, и вдовы и вси преобижени многое множество о обидах искати и отвечивати» (18, 205). Московский летописец рисует почти библейскую картину, когда едва ли не все новгородцы — точно иудеи по зову Моисея — поднялись с насиженных мест и отправилась за многие сотни верст к московскому «царю Соломону» искать справедливости. Конечно, тут не обошлось без сильных преувеличений. Уже один только путь из Новгорода в Москву далеко не каждому был по силам и по карману. К тому же погода тогда не благоприятствовала хождениям. «Того же году зима бысть вельми студена и безснежна» (30, 195).

И все же это небывалое паломничество взыскующих правды в Москву, к своему Государю — не выдумка верноподданных перьев. То было действительно шествие, достойное эпохи крестовых походов. Князь Иван сумел затронуть в душе своего народа некую вечно звенящую струну — тоску по справедливости. «Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы…» (Мф.11: 28). Великий прагматик и великий мечтатель, Иван дал людям надежду на справедливость не только на небе, но и здесь, на земле. И народ, привыкший жить мечтами, поднял его на своих плечах…

«Московская партия» в Новгороде под впечатлением этого массового исхода горожан на суд к великому князю решила предпринять собственные шаги в том же направлении. Московский летописец сообщает: «Тое же зимы, марта, архиепископ Новугородскый Феофил и весь Великый Новгород прислали къ великому князю Ивану Васильевичу и сыну его Ивану послов своих, Назара подвойскаго да Захарию дияка вечного (вечевого. — Н. Б.), бити челом и называти себе их государи; а наперед того, как и земля их стала, того не бывало, никоторого великаго князя государем не называли, но господином» (18, 205).

Предложение новгородцев именовать Ивана III «государем», а не «господином», может показаться пустой формальностью. Однако в системе понятий того времени разница между этими двумя сходными по звучанию словами была столь же существенной, как между словами «отец» и «отчим». За титулом «государь», по существу, скрывалось признание права Ивана распоряжаться в Новгороде по своему усмотрению. Начав свои филологические изыскания с настойчивого требования признать Новгород «вотчиной» московских князей, Иван через несколько лет перешел к их следующему этапу, символом которого стало слово «Государь».

Не знаем, была ли инициатива владыки Феофила добровольной или же он предпринял этот шаг под давлением московских доброхотов. Да и насколько правомерной была эта инициатива вообще? Весьма низкий статус новгородских послов вызывает сомнения относительно их полномочий. В некоторых летописях прямо говорится: «А посылал о том (о „государстве“. — Н. Б.) владыка с бояры и с посадникы, а без Великого Новагорода ведома» (38, 159). Иначе говоря, решение было принято в достаточно узком кругу аристократии и не утверждалось на общегородском вече. Однако Иван III живо ухватился за произнесенное новгородцами слово и воспользовался им как поводом для начала новой акции против Новгорода.

В четверг 24 апреля 1477 года в Новгород отправились московские послы — бояре Федор Давыдович Хромой и Иван Борисович Тучко Морозов и дьяк Василий Долматов. Первый из послов был хорошо известен новгородцам тем, что вместе с князем Холмским командовал московским войском в битве на реке Шелони в 1471 году. Посылая этого человека в Новгород, Иван III прозрачно намекал горожанам на возможные последствия их своеволия. Второй был с Иваном в Новгороде в 1475 году и считался знатоком «новгородского вопроса» (82, 239).

Цель этого посольства московская летопись определяет так: «…покрепити того, какова хотят государьства их отчина их Великий Новгород» (18, 205). Иными словами, послы должны были уяснить обстановку и даже привести весь Новгород к присяге Ивану III как своему «государю».

В воскресенье 18 мая московские послы прибыли в Новгород. Очевидно, их путешествие оказалось долгим из-за весенней распутицы. Кроме того, послов сопровождала большая свита. Разместившись на Городище, они отправились на вечевую площадь, чтобы объявить всему Новгороду о готовности Ивана III стать «государем». Тут же объявлены были и условия, на которых великий князь принимал это предложение: «…и суду его у вас в Великом Новегороде быти, и по всем улицам сидети князя великого тиунам, и Ярославля вам дворище великим князем очистити (Ярославово дворище — площадь в центре Новгорода, на правом берегу Волхова, в XV столетии занятая под торг и место вечевых собраний. Здесь, по преданию, находился двор князя Ярослава Мудрого. — Н. Б.) ив великых князей суд не вступати» (41, 209). (Летописи этого времени иногда говорят о великих князьях во множественном числе. Дело в том, что старший сын Ивана III, Иван Молодой был официально объявлен соправителем своего отца. Однако вся реальная власть оставалась у Ивана III.)