— Нэнси, достань мое зеленое платье для верховой езды и шаль, побыстрее.

Девушка метнулась стрелой, достала одежду из громадного сундука, стоявшего в ногах кровати.

— Кататься верхом под таким дождем, в тумане, леди Мария? — осторожно возразила она, разглаживая юбки. — Боже правый, да оно все измялось. Ваша матушка и леди Анна хотят, чтобы вы скакали верхом в такую погоду?

— Пожалуйста, Нэнси, поторопись. Когда вернусь, я помогу тебе с платьем на майский праздник; если понадобится, всю ночь будем сидеть. Если же за мной пришлют матушка или сестра, ты лишь скажи посыльному, что я вышла ненадолго и скоро буду у них.

Нэнси проворно помогла хозяйке переодеться.

— А эта записка? — пробормотала она, потом ее лицо расплылось в широкой усмешке. — Ах, вот какая матушка! — рассмеялась она, подмигнула, и они с Марией крепко обнялись, а затем Мария выбежала в длинный, обшитый деревом коридор. И только спускаясь к восточным конюшням по закрытой винтовой лестнице, она сообразила, что так и сжимает во вспотевшей ладони маленькую записку.

Дождь немного ослабел. «Не обращайте внимания на дождь», — написал он. Да, теперь Мария могла поступить так, и охотно. Но ведь близ конюшен наверняка будут еще люди — конюхи, оруженосцы. Впрочем, это не страшно, если они со Стаффом просто погладят Иден и обменяются словами любви, наклонившись над лошадкой, — на сегодня и этого достаточно.

Она прикрыла голову вязаной темной шалью и обогнула огород. Совсем скоро здесь все потянется вверх, зазеленеет — грядки зеленой спаржи, пастернака, гороха, лука, свеклы. Из пелены дождя показались конюшни, сложенные из красного кирпича. Над главными воротами красовался выбитый в камне герб Тюдоров, но Мария выбрала посыпанную гравием дорожку, которая вела вдоль торца конюшен, и нырнула под навес, стряхивая с шали капли дождя.

Она вошла в тепло огромных конюшен и сразу вспомнила о конюшне дома, в Гевере. Кузнец Ян ухаживал за геверской конюшней старательно и горделиво, несмотря на их скромность; поскольку ни отец, ни Джордж не жили в замке постоянно, отпала необходимость держать так много лошадей, как когда-то.

Король любил своих лошадей и гончих, за теми и другими в этом обширном помещении ухаживали как следует. Здесь пахло сыростью, но и свежестью — сеном, солодом, кожаной сбруей; раздавались легкое ржание, храп и удары копыт лошадей, нетерпеливо переступавших в стойлах. Мария вгляделась в проход между длинными рядами и не увидела никого. Она и раньше не раз навещала здесь свою Иден — ее стойло было гораздо дальше.

— Простите меня, прекрасная дама, — вы, наверное, желаете оседлать какого-то скакуна? Возможно, я смогу вам помочь? А вы уверены, что сумеете сегодня справиться с большущим горячим жеребцом?

Она круто повернулась и увидела Стаффа, небрежно стоящего между двумя могучими боевыми конями, которые несли на себе рыцарей во время турнирных поединков. Ей хотелось броситься и повиснуть на нем, но он поднял руку, и она улыбнулась, предвкушая безумную возможность.

— Стафф, — шепнула она, — здесь, похоже, совсем пусто. Я хочу сказать, людей нет.

Он с озорством улыбнулся в ответ и поднял бровь.

— Это мне ведомо, любезная дама. Большинство придворных Его величества сейчас находятся в Большом тронном зале, а дамы взбудоражены приездом вашей сестры.

— А вы? Вам-то как удалось ускользнуть?

— Я солгал, — тихо ответил он и подошел ближе, свернув в проход между стойлами. — Сказал, что меня мучит изжога после пира со множеством деликатесов, которыми Его величество потчевал вчера этих французиков. На самом деле, не так уж я и солгал, девочка, только у меня внутри все горит вовсе не от острых блюд Его величества.

Она хихикнула, довольная его шуткой, а он уже вполне серьезно окинул проход внимательным взглядом и крепко взял ее за локоть.

— Ты грустила без меня? — спросил он чуть слышно, пока они шагали между двумя рядами конских крупов и хвостов.

— Конечно! Ведь мы целую неделю не виделись, Стафф, милый.

— Да, любовь моя. Мне вообще претит вызывать тебя таким вот образом, в самое необычное время, в самые неподходящие места.

— Но мы же вместе решили так поступать ради того, чтобы встречаться.

— Решили, да. Ш-ш-ш! Просто я мечтаю о том, чтобы дать тебе собственный дом и конюшни… и опочивальню. А чем ты занималась, когда мальчик пришел с запиской от «матушки»?

— Негодяй! Если тебе так хочется знать, я резала на кусочки свое старое подвенечное платье.

— Значит, вот до чего дошло, да? То есть ты, Мария, шьешь из него себе новое. Я ведь говорил тебе раньше и повторю снова: ты самая красивая женщина при английском дворе; тебе здесь нет равных, что бы ни было на тебе надето — или не надето вообще.

У Марии комок подступил к горлу от его слов и ласкового голоса. Всякий раз, когда Стафф говорил с ней, просто смотрел, впечатление было такое, словно он обнимает ее, поглаживает обнаженную кожу, даже обладает ею.

— Если ты думаешь, что мы пришли сюда просто прогуляться среди лошадок Его величества, милая моя, тогда тебя ожидает небольшой сюрприз — надеюсь, приятный, — говорил между тем Стафф. — Я уж тебя предупреждал, что терпением не отличаюсь, и сейчас, боюсь, тебе придется убедиться в справедливости этих слов. Заходи вот сюда, Мария.

Она доверчиво последовала за ним в маленькую дверцу в конце конюшни. Они оказались в узкой длинной комнате с низким потолком и целым рядом топчанов, посыпанных толстым слоем соломы. В комнате стоял стол со скамьей, на полу — плетеный коврик, а в задней стене — несколько открытых решеток, пропускавших в помещение свет и воздух. Впрочем, здесь царила полутьма. Стафф закрыл за ними дверь на засов и, подвинув тяжелую скамью, оперся о нее.

— Здесь обычно находится смотритель конюшен, которому подчинены конюхи. Он мне обязан, — объяснил Стафф. — Ему известно, что я здесь с дамой, и он на время удалился отсюда и конюхов увел. Им хватает хлопот в западных конюшнях со скакунами французов. Солома на топчанах совсем свежая, любовь моя. Нынче утром я сам натаскал ее с чердака. Вот, посмотри.

Мария шагнула вперед и увидела, что три топчана на низких толстых ножках сдвинуты вместе, посыпаны толстым слоем соломы и покрыты длинным и широким черным бархатным плащом Стаффа. Она чувствовала, что он внимательно наблюдает за ней, одной рукой все еще придерживая за локоть.

— Понимаете, дорогой лорд Стаффорд, — сказала она, стараясь, чтобы голос не дрожал, — под дождем можно совсем загубить добротный бархат. Рада, что вы сумели найти для этого плаща такое теплое сухое место. А я как раз люблю ощущать бархат спиной.

Над Гемптон-Кортом, над зазеленевшими по весне берегами широкой реки Темзы занялась чистым золотом заря праздничного майского дня. Все утро воздух был наполнен стуком молотков и возгласами работников, воздвигавших майские шесты и прикреплявших к ним перемежающиеся ленты тюдоровских цветов, белого и зеленого, длиною двенадцать футов каждая[112]. На свежий воздух вынесли раздвижные столы, покрытые длиннейшими белоснежными скатертями, — вскоре их уставят блюдами для тысячи с лишним участников празднества. Возле самого розария были сооружены два временных фонтана, в которых журчали струи двух любимых вин короля — оссе и комполе, — ожидая, когда жаждущие гости подставят под них свои кубки или просто истосковавшиеся по влаге губы.