— Он великолепен, Нэнси, и цвет очень нежный.

— Тут достанет для платья на майский праздник, если взяться без промедления, госпожа. Давайте-ка посчитаем: значит, четыре дня осталось, но, если взяться вдвоем, да еще сестру свою, Меган, я попрошу нам помочь маленько — ну там со сборками всякими хитрыми, с вышивкой…

Тонкими пальцами Мария погладила розовую, отливающую серебром материю. Даже в скудном свете, лившемся из окна, ткань мерцала, как живая, стоило ее повернуть или пошевелить.

— Однако же, Нэнси, откуда это взялось, ради всего святого? Уж конечно, не от господина моего лорда Кэри, а лорд Стаффорд не осмелится на такое.

Из светло-карих глаз служанки брызнули слезы восторга, она едва не подпрыгивала на месте от нетерпения, так ей хотелось все рассказать.

— Вот же, ей-богу, леди Мария, я все ждала, когда вы спросите, а вы все смотрите да смотрите. Ко двору на майский праздник приехала госпожа ваша матушка с вашей сестрой. Она и привезла это для вас.

— Сестра?

— Нет, госпожа ваша матушка.

— Почему же мне не сказали, что они едут? Я и сама должна была бы догадаться, что король станет добиваться приезда Анны на увеселения по случаю майского праздника, но — ах! — отчего же мне теперь никто ничего не сообщает? И матушке не следовало бы входить ради меня в такой расход. Отец теперь выделяет ей совсем мало на содержание Гевера, там ведь, кроме нее и Симонетты, никто больше не живет постоянно. — Мария опустилась на стул у маленького столика, развернув на коленях мерцающий розовый атлас.

— Боже правый, леди Мария! Я-то думала, вы от радости до потолка станете подпрыгивать, а вы будто хмурое небо за окошком. Леди Буллен велела вам передать, что она с вами повидается, как только они с леди Анной устроятся здесь и когда она поговорит с лордом Булленом.

— Удачи ей в этом деле, — невесело заметила Мария.

— Я вот, значит, тут подумала, госпожа, — нерешительно начала Нэнси, а потом слова полились из нее без остановки: — Раз уж теперь в самой моде полосатые корсажи со вставочками, можно вырезать клинышки белого атласа из вашего подвенечного платья, которое вы все равно хотели перешивать. А может, даже обшить низкий квадратный вырез корсажа этого майского платья крошечными красненькими розочками с вашей старой, вышедшей из моды свадебной юбки с прорезями.

Мария от души улыбнулась хлопотавшей над ней худенькой девушке и смахнула пальцем с ресницы непрошеную слезу.

— Верно, Нэнси, это прекрасная мысль. Милой матушке не стоило бы этого делать, но она, должно быть, знает, как я здесь несчастна, если не считать… ну ладно, о лорде Стаффорде ей ничего не известно. — Они с Нэнси обменялись заговорщицкими улыбками, словно пустая каморка так и кишела соглядатаями. — Что ж, тогда за работу, Нэнси. Заодно и настроение у меня поднимется, несмотря на такой хмурый день.

— И вы тогда будете самой нарядной леди, а уж самой прекрасной — это как всегда, — хмыкнула довольная Нэнси, убирая со столика выстиранное белье, чтобы освободить место для работы. — Вот же, ей-богу, госпожа, мы в жизни не сможем кроить и шить это все на таком столике, а на пол здесь так точно класть нельзя. Может, пойдем вниз в большой зал или поищем стол побольше, где работать можно?

— Нет уж. Никому там не надо видеть, как Мария Кэри шьет и кроит свои платья сама. Так не делается, вот и все. Ну-ка, давай, помоги мне убрать отсюда стулья и столик. Ковер чистый, просто нам надо работать осторожно. Если вдруг появится матушка, в чем я сомневаюсь — она скорее вызовет меня в покои Анны, — то она, конечно же, поймет.

— А лорд Кэри?

— Сказал, что должен находиться при короле, когда тот будет принимать французских послов, уж не знаю, когда вернется. Во всяком случае, пока что лорд Кэри беспокоит меня меньше всего.

— Оно-то так, госпожа, — согласилась Нэнси, с минуту вглядывалась в лицо хозяйки, а потом обе с натугой стали передвигать тяжелую резную мебель в углы комнаты.

Опустившись на четвереньки, они ползали по берегу волнистого розового моря атласа, расстилавшегося перед ними, измеряли, резали. Рассмотрели покрой старых платьев Марии; она даже легла рядом с отрезом атласа, чтобы прикинуть длину расширяющихся рукавов, прежде чем кроить.

Снаружи хлестал дождь, заливая оконные стекла, а то и попадая в каминную трубу, шурша там золой. У Марии и Нэнси заболели спины, руки и плечи, но на ложе росла горка раскроенных деталей.

— А вот, посмотри, Нэнси. По-моему, этого хватит на платьице для малышки Кэтрин. Не годится, что она всегда одета по прошлогодней моде: она ведь все время рядом с Маргарет, дочерью герцогини Суффолк. А теперь мы выкроим полосы из подвенечного платья и срежем эти чудесные розочки. Тебе бы, Нэнси, портнихой быть! Как ты это здорово придумала — вырезать полоски из старого платья!

Девушка просияла от слов хозяйки, гордость от похвал осветила ее честное миловидное лицо, покрытое россыпью побледневших веснушек. Но они всего несколько минут успели поработать над подвенечным платьем восьмилетней давности, когда раздался стук в дверь. Нэнси распахнула дверь — мальчишка, совершенно им не известный, изумленно взирал на двух женщин, которые сидели на полу над роскошным платьем и кромсали его на кусочки.

— Лед-ди К-кэри? — спросил он, заикаясь.

— Да. Не бойся сказать, что тебе поручено. Я — леди Кэри.

— Я это, значит, Саймон, посыльный оттуда, с восточного крыла, — проговорил он и показал рукой вдоль коридора.

— И что же, Саймон?

— Леди Кэри желает видеть госпожа ее матушка, леди Буллен, которая здесь, во дворце, миледи. Видите, значит, один из королевских джентменов вот тут все мне написал. — Он протянул Марии маленький кусочек пергамента, который старательно донес, скомкав в горячем кулачке. Мария поднялась и взяла у него записку.

— Спасибо тебе, Саймон. Можешь передать моей матушке, что я незамедлительно к ней явлюсь.

— Слушаю, миледи, — ухмыльнулся мальчишка. — Только мне не велено бежать назад. Мне уже тот джентмен дал за все медячок. — И с тем он исчез.

— Только представь себе — мальчишкам-посыльным теперь платят за доставку записок, — возмутилась Мария, разворачивая записку. — Раньше они делали это gratis[111], да еще и факелы зажигали в коридорах, когда стемнеет.

В записке говорилось: «Ко двору прибыли ваша матушка и Анна. Поскольку они заняты, а вы нет, я предлагаю вам сейчас навестить свою лошадку в восточных конюшнях, сразу за огородом. Не обращайте внимания на дождь, Иден без вас томится».

Стафф, конечно же. Он что, совсем с ума сошел — посылать ей такие записки? Хотя, да, она же не подписана. Здесь сказано: «сейчас». Что, прямо сейчас?

Она наклонилась к маленькому зеркальцу, и сердце бешено заколотилось. В зеркальце она увидела, что щеки у нее уже пылают в предвкушении свидания.