С колотящимся сердцем я присела на бабушкину кровать, не выпуская фотографию из рук и жадно вглядываясь в лицо той, которая подарила мне жизнь. Как же мы с ней были похожи, просто жуть! Мысли вихрем проносились в голове: почему фотография мамы тут? Ведь я с детства слышала, что бабушка не смогла простить дочь за предательство и собственноручно сожгла все ее снимки, запретив даже упоминать ее имя в нашем доме. А тут такое… Она хранит фотографию дочери у своей кровати! Но как же прислуга? Ведь спальню убирают каждый день! Значит, все в замке видели эту фотографию? Все, кроме меня, знали, как сильно графиня любит свою дочь? Но зачем нужно было скрывать это от меня? Почему?

— Что ты тут делаешь?!

От неожиданного резкого окрика я буквально подскочила. Фотография выскользнула у меня из рук, упала на паркет, стекло разбилось. Ко мне подлетела графиня Леруа, пылая от гнева, и схватила меня за руку:

— Как ты посмела зайти в мою спальню?! Что ты тут искала? Отвечай немедленно!

В первую секунду я дико перепугалась и лишь смотрела на бабушку широко открытыми глазами.

— Кто позволил тебе прийти сюда? — свистящим шепотом спросила она, и от этого мне стало еще страшнее. Но тут бабушка заметила разбившуюся фотографию и замерла.

Воспользовавшись ее замешательством, я неожиданно перешла в наступление:

— Это моя мама, да? Это она! Я знаю! Почему она здесь? Почему ты от меня ее прятала?

Бабушка подняла фотографию с пола и, стряхнув осколки, бросила:

— Немедленно иди в свою комнату!

— Не пойду! — в меня словно вселился бес. — Никуда я не пойду, пока ты мне все не объяснишь!

Бабушка удивленно посмотрела на меня:

— Мне не нравится твой тон, Николь, и то, как ты разговариваешь. Ступай к себе и успокойся.

— Не пойду! — заорала я и даже топнула ногой. — Отвечай немедленно, почему ты прячешь фотографию мамы?! Почему ты мне все время врешь?! За что ты меня ненавидишь?!

Лицо графини дрогнуло, и я заметила, как у нее трясутся руки. Решив закрепить свой успех, я продолжила:

— Бабушка, ответь мне! Я не понимаю! Ты запретила даже произносить имя мамы, а сама хранишь ее фотографию. Значит, ты ее любишь, да? Но почему ты тогда так относишься ко мне? Что я тебе сделала?

— Остановись, Николь, прошу тебя, — прошептала графиня.

— Не остановлюсь! Почему ты всю жизнь меня ненавидишь? Почему так? За что?

— Что ты такое говоришь! — воскликнула бабушка. — Кто сказал тебе, что я тебя ненавижу?!

— Ты! Ты сама и сказала! Всем своим видом, всеми своими действиями: ты так холодна со мной — никогда не обнимешь, не поцелуешь, не спросишь, как мои дела… Мы ни разу с тобой ни о чем не разговаривали! Ты даже в детстве меня сторонилась! Меня всегда укладывала спать, купала и читала сказки Софи! Софи, а не ты! Я совсем не знаю тебя, бабушка! Да что там… Я тебя даже боюсь!

— Прекрати, хватит!

— Не могу! — вскричала я, окрыленная своей победой. Но тут случилось то, чего никогда ранее я не видела, да и не только я, наверное, никто на свете: графиня Изабель Леруа разрыдалась. Я остолбенела, а бабушка стояла возле кровати и рыдала, закрыв лицо руками, не заботясь ни о безупречном макияже, ни о том, что ее могут услышать слуги.

— Бабушка…

— Николь, прости меня… — она протянула руки мне навстречу, и в ту же секунду я оказалась в ее объятиях.

— Бабушка… бабушка… — повторяла, рыдая, я.

— Прости меня, девочка, за все прости, — шептала она, крепко прижав меня к себе. — Я очень люблю тебя, Николь!

— И я люблю тебя…

Мы сидели на полу у кровати, обнимали друг друга и рыдали в голос. Это был один из самых счастливых моментов в моей жизни! Я почувствовала, как внутри растаял огромный кусок льда, на душе стало сразу легко-легко, а бабушка целовала и целовала меня, гладя по волосам, лицу, повторяя, как сильно она меня любит. Не помню, сколько времени мы с ней вот так, обнявшись, сидели на полу ее спальни. Но мне было хорошо как никогда.

— Хватит плакать, — наконец сказала графиня, — теперь у нас все будет по-другому, я обещаю! Ты мне веришь?

— Конечно, — ответила я и улыбнулась. — Бабушка, ты бы видела себя в зеркале!

— Это неважно, — отмахнулась она. — Давай я расскажу тебе о маме.

И она рассказала мне то, что я уже слышала от Софи. За одним исключением: я не знала, насколько сильно бабушка любила маму и что она едва смогла пережить сначала ее побег, а потом и смерть.

— Ты не представляешь, милая, что такое потерять своего ребенка, — говорила мне бабушка, гладя мамину фотографию. — И не дай Бог тебе это пережить. Я не знаю, как смогла пройти через это и почему сама не умерла. Это очень тяжело, Николь. После смерти Доминик я действительно запретила упоминать ее имя, но не потому что ненавидела ее, нет, я думала, что так мне будет проще. Я была эгоисткой. Прости меня, девочка! Я всегда боялась, что с тобой может случиться что-нибудь. Я запретила себе привязываться к тебе, хотя очень люблю и всегда любила! Второй раз я бы это точно не пережила… Теперь я понимаю, чего себя лишила… Боже мой, ты же совсем взрослая, Николь! И как ты похожа на маму! Ты простишь меня, правда?

— Уже простила, — я поцеловала ее в нос. — Бабушка, а где мой отец?

Бабушка нахмурилась:

— Я понимаю, что не должна говорить плохо о твоем родителе, Николь, но раз уж решилась на правду, то расскажу как есть. Его звали Жан. Жан Робер. Родом он был из Марселя. Ему было двадцать три или двадцать четыре года, точно не помню. Он появился в замке, когда Доминик едва исполнилось шестнадцать. Твоя мама с детства прекрасно рисовала, поэтому я пригласила ей учителя живописи. Жан работал в солидной художественной галерее в Париже, у него были превосходные рекомендации, и я наняла его не колеблясь… Прости меня, Николь! Твой отец был весьма милым юношей, у него были, видимо, ирландские корни, иначе откуда у француза возьмутся рыжие волосы и зеленые глаза? Да, внешне он был хорош! Высокий, стройный, прекрасные манеры… Неудивительно, что он сумел вскружить голову твоей маме! Прости меня, Николь!

— И что потом?

— Что потом… Моя вина в том, что я всегда много работала и совершенно не уделяла время дочери, как и тебе сейчас. Прости меня, Николь!

— Бабушка, если ты будешь через слово вставлять: «Прости меня, Николь!», то мы просидим тут до завтра, — я снова обняла ее. — Рассказывай дальше!

— Он приходил каждый день, и они с Доминик занимались… Занимались! — усмехнулась бабушка. — Представляю я, чем они занимались… Ой!

Она прикрыла рот рукой и испуганно посмотрела на меня. Я поспешила ее успокоить:

— Не волнуйся, ты сама сказала, что я уже взрослая. Да и на уроках биологии нам рассказывали, откуда берутся дети. В конце концов, я сейчас всего на два года младше мамы, которая родила меня в неполных семнадцать, верно?