– А скажи… – Авар немного поколебался, но все же продолжил: – что тебе известно о «невидимых» и Азермехре?

– Ну уж, ты хочешь, чтобы я сразу открыл тебе все свои тайны… – несколько высокомерно улыбнулся Гасан. – Но все же признаюсь, что о «невидимых» мы мало что знаем. В этом вопросе Азермехр превзошел даже самого Хасана ибн Саббаха. Что касается личности твоего Наставника, то ты удивишься, но он был даи аль-кирбалем в Масйафе.

– Не может быть!

– Еще как может. Только при прежнем шейхе. Что уж там они не поделили, мне неизвестно, но Азермехр бежал из Масйафа, и с той поры за ним идет непрерывная охота. За ним и теперь за его воспитанниками – «невидимыми». Но я думаю, что это большая глупость и ошибка. Азермехр не выдал никаких тайн низаритов, а бороться против «невидимых» – себе дороже. Что и подтверждает живой пример в твоем лице. Кстати, ты назовешь свое настоящее имя?

– Зачем? Я так понимаю, ты хочешь, чтобы ми разошлись миром…

– Ты очень догадлив, – криво улыбнулся Гасан. – Да, хочу. Возможно, в будущем мы можем пригодиться друг другу.

– Поверила лиса змее…

– И здесь ты прав. Иногда народная мудрость лучше и доходчивей выражает суть проблемы, нежели ученые болтуны. Короче говоря, я предлагаю больше в Масйаф не возвращаться и разойтись по домам. Честно признаюсь, я очень соскучился по отцу.

– Я принимаю твое предложение. Но мне не хочется, чтобы хашишины продолжали вмешиваться в дела моего племени. И если это будет продолжаться, то они все умрут. Можешь не сомневаться.

– Уж на этот счет у меня точно нет никаких сомнений. С таким помощником, как ты, Азермехра и «невидимых» никому не достать. Но для Аламута ты теперь друг. В этом порукой мое слово. И я его никогда не нарушу.

– Хотелось бы верить… Что ж, тогда прощай… Гасан.

– Прощай Абу. Будь ты моей веры, лучшего первого даи аль-кирбаля, видит Аллах, я бы для Аламута даже желать не хотел…

Двор опустел. Солнце поднялось почти в зенит, и сильное благоухание роз перебило и вонь почерневших от копоти развалин, и запахи соленого человеческого пота, которые никак не хотели подниматься ввысь, где их должен был развеять ветер, и тяжелый дух щедро пролитой на каменные плиты крови, быстро густеющий под жаркими солнечными лучами.

«Аллагу акбар!» – послышался робкий голос муаззина, – франки запретили громкие крики – и правоверные Акры привычно встали на колени. Аллах велик, он милостив, он все видит и все знает…

* * *

После смерти Конрада Монферратского, вняв уговорам баронов, простого люда и увещеваниям своего капеллана, король Ричард решился отложить возвращение в Англию до праздника Пасхи следующего года и еще раз попытался захватить Иерусалим. Крестоносцы покинули Аскалон в конце мая 1192 года и, расположившись лагерем в семи милях к востоку от Иерусалима, в течение месяца не решались пойти на приступ. Вынужденный принять хоть какое-то решение, Ричард созвал совет из пяти тамплиеров, пяти госпитальеров, пяти французских баронов и пяти сирийских баронов, который в течение нескольких дней обсуждал целесообразность штурма Иерусалима.

Несмотря на упорное сопротивление Гуго Капета, совет рыцарей и баронов все же решил вернуться к морскому берегу. Король Англии направился к Бейруту, когда армия Салах ад-Дина, усиленная войсками из Алеппо, Месопотамии и Египта, атаковала Яффу. Султан уже захватил нижний город и вел с патриархом Раулем переговоры о капитуляции цитадели, когда появился флот Ричарда; король во главе войска стремительно высадился на берег и опрокинул армию Салах ад-Дина.

Но христиане и сарацины настолько были утомлены войной, что Салах ад-Дин и король Ричард 2 сентября 1192 года заключили мир на три года и восемь месяцев.

В это время из Англии снова пришли дурные вести. Принц Джон, прозванный Безземельным, воспользовавшись отсутствием брата Ричарда, вел с Филиппом II Августом подозрительные переговоры, поэтому король все же решил срочно ехать домой. Перед этим он встретился Робером де Сабле и сказал ему: «Я хорошо знаю, что у меня много врагов, поэтому как бы мне не попасть туда, где меня могут убить или взять в плен. Я прошу, чтобы твои рыцари проводили меня в Англию».

Великий магистр ордена Храма тут же велел своим верным людям тайно подготовить галеру к дальнему плаванию и посадил на судно сильный отряд. Король распрощался с графом Генрихом Шампанским, тамплиерами и баронами Святой земли и 9 октября 1192 года взошел на свой корабль. В час вечерни, переодевшись в одежду тамплиера, он перешел на галеру ордена, и она поплыла другим путем, несколько изменив всем известный маршрут, а королевская галера продолжила следовать прежним курсом.

Никто не мог видеть, как ранним утром следующего дня, едва начало светать, из королевской галеры вылетел почтовый голубь, который вскоре оказался в руках бальи Тира. Прочитав донесение своего шпиона, Бернар дю Тампль коварно улыбнулся и, написав записку, вложил ее в футлярчик, который привязал к лапке крупного сизаря. Голубь взмыл в голубое безоблачное небо, и улетел на север.

Бернар дю Тампль не мог простить королю Англии смерть Конрада Монферратского. Он хоть и недолюбливал короля Иерусалима, но был его вассалом. Как и многие другие, бальи считал, что ассасины действовали по заказу Ричарда Плантагенета…

* * *

Так уж вышло, что Вилк и Ачейко, совершенно нечаянно, оказались спасителями Робера де Сабле. Великий магистр обязан был присутствовать на совете рыцарей и баронов, который собрал король Ричард, поэтому едва пришло приглашение, выехал из Акры незамедлительно. Охрана у него было небольшая – четыре рыцаря, шесть оруженосцев и пять конюхов. Ехать было недалеко, светлым днем, к тому же дорогу охраняли комтурии ордена, поэтому Роббер де Сабле счел ненужным брать с собой много воинов, которых и так не хватало для защиты замка.

И тамплиеры попали в засаду. Похоже, враги Великого магистра не дремали… Отряд сарацин, количеством не менее полусотни человек, налетел внезапно, как буря. С дикими криками они ударили по флангам, мигом оторвав Робера де Сабле и его оруженосцев от рыцарей и сервиентов. Их отчаянные попытки прийти на помощь Великому магистру пропадали втуне – сарацины дрались отчаянно, не выпуская тамплиеров из жалящего стального кольца.

Не будь в этот день с Робером де Сабле двух русов, его голову принесли бы на блюде Салах ад-Дину. И Вилк, и Ачейко были в кольчугах, только оружие имели разное: рус сражался мечом, а кривич каким-то образом умудрялся управляться с луком, хотя дистанция для стрельбы была совсем неподходящей – сарацины находились совсем рядом, притом не стояли, дожидаясь пока стрела пробьет им грудь, а нападали.

Робер де Сабле был в рыцарском облачении, но в полную силу сражаться не мог. Последнее время он начал часто хворать, сильно ослабел, и его личный лекарь ломал голову, что за болезнь приключилась с его господином. Поэтому Великий магистр лишь изображал сопротивление, и когда один из сарацин – судя по великолепному жеребцу и дорогой одежде, шейх, – налетел на него и замахнулся для удара, Робер де Сабле был не готов к защите.