Неожиданно в развалинах послышался сдавленный крик Ачейко, а вскоре появился и он сам. Его состояние было незавидным: на шее кривича чернела удавка, а позади стоял Авар.

– Брось меч, иначе я убью его! – резко сказал Авар.

– Сначала его, а потом я на очереди? – ответил Вилк, отбивая очередной наскок Хасана. – У меня есть другое предложение…

Хасан был ошеломлен – как такое могло случиться?! Этот проклятый рус одним движением выбил из его руки кинжал, а затем, прыгнув, как тигр, очутился позади и приставил клинок скрамасакса к горлу.

– Готов меняться, – весело скалясь, сказал Вилк. – Обмен равноценен. Как тебе мое предложение, ассасин?

Какое-то время Авар и Хасан переговаривались взглядами. У Авара вдруг возникло желание убить захваченного им франка, чтобы наконец закрыть проблему с Хасаном. А она в последнее время начинала приобретать зловещие очертания. Хотя бы потому, что Хасан перестал ему доверять и, судя по всему, что-то задумал.

– Если убьешь моего друга, – продолжил Вилк, – то и сам долго не заживешься на этом свете. Наэтот раз я точно догоню тебя и зарежу, как свинью.

– Хорошо, – наконец ответил Авар. – Отпусти его.

– Э-э, нет. Вам нельзя верить. У наемного убийцы нет чести. Сначала ты отпускай, потом я.

– Что ж, пусть будет так. Иди… – Он сильно подтолкнул Ачейко вперед, да так, что тот едва не упал.

– Вот и ладушки, – сказал Вилк, бросил меч в ножны и тоже толкнул Хасана в спину. – Ступай. Но прежде я хочу вернуться к моему предложению: мы забудем вас, а вы – нас. И чтобы больше никаких засад! Иначе еще одно нападение на меня или моего друга будет для вас последним.

– Хорошо! – твердо ответил Хасан. – Мы готовы в этом поклясться.

– Клятв не нужно. Мы люди другой веры и не знаем, как выглядит ваша настоящая клятва. Просто разойдемся и выбросим все из головы. Ничего такого не было, все это сон.

– Отлично сказано. Но нам нужно позаботиться о своих товарищах… – Хасан указал на мертвых и раненых ассасинов.

– А это само собой, – ответил Вилк. – Бывайте…

И они ушли.

Хасан подобрал свой кинжал, посмотрел на Авара; тот с пониманием кивнул. Тогда он подошел к раненому ассасину и одним точным ударом клинка прекратил его страдания. Спустя час, когда убитые были зарыты в садике за домом, Хасан задумчиво сказал:

– И что теперь дальше делать? Шейх не простит нам самоуправства. Эти мертвецы на нашей совести. Мы не имели права использовать их по своему усмотрению.

– Да, это была ошибка… – Авар огорченно покачал головой. – Нам хотелось прикрыть себя, а получилось, что мы подставили других. Как ни горько это сознавать, эти русы оказались и мне, и тебе не по зубам. Надо продолжить за ними охоту!

– Ты так торопишься к Аллаху? – Хасан иронично улыбнулся. – Разве ты не заметил, что у этого руса голубые глаза[115]? Это плохой для нас знак. И потом, насколько я узнал тебя, ты никогда не испытывал чрезмерного рвения сложить голову за правое дело.

Авар внимательно посмотрел на него и парировал:

– То же самое можно сказать и о тебе.

– Верно, – ответил Хасан. – Вот поэтому я предлагаю больше в Масйаф не возвращаться. Нас там ждет позорная смерть. Не нужно обманываться тем, что ас-Синан относится к нам более чем благосклонно. Мы нарушили давно установленный порядок, а в таком случае ждать пощады не приходится.

– Мне некуда идти…

– Ой ли? – Хасан иронично осклабился. – А я вот думаю, что Азермехр уже заждался тебя…

Он не успел закончить фразу – сверкнул кинжал Авара, и Хасан лишь чудом избежал смерти. Авар бросил кинжал молниеносно, но Хасан все же успел слегка уклониться в сторону; похоже, он ждал такой реакции напарника.

Ответ последовал незамедлительно. Однако и Авар оказался на высоте. Он использовал «прием дервиша» – завертелся юлой, и полы халата отразили брошенный кинжал, словно они были сделаны не из толстой хлопковой материи на ватной подбивке, и из металлических колец, как кольчуга.

А затем они сцепились, как мартовские коты, и покатились по земле, награждая друг друга увесистыми тумаками. Конечно, каждый из них знал несколько смертельных ударов, но все они наталкивались на жесткую защиту, поэтому проходили лишь примитивные пинки, которые используют в драке необученный простой люд. В какой-то момент клубок, катавшийся по замусоренным плитам дворика, распался, и запыхавшиеся драчуны стали друг против друга с явным намерением продолжить поединок. В их глазах полыхала злоба, а лица были искажены от ярости.

Первым опомнился Хасан. Он сделал примирительный жест и сказал:

– Давай поговорим. Я ведь тоже не Хасан. И тебе это, мне кажется, известно.

– Да, – с трудом выдавил из себя Авар. – Но мне неважно, кто ты. Я все равно тебя убью.

– Или я тебя. Но зачем? Давай сделаем так: я откроюсь тебе, а ты решай, будем сражаться дальше или разойдемся с миром. Договорились?

Любопытство взяло верх над яростью, и Авар, чуток поколебавшись, все же ответил:

– Я согласен.

– Меня зовут Гасан. Я сын Мохаммеда, шейха из Аламута.

Явись сейчас перед Аваром джинн, то и тогда он испытал бы меньшее потрясение. Хасан – это Гасан, сын Старца Горы из Аламута! Невероятно!

– Удивлен? Или ты думаешь, что только «невидимые» Азермехра подбираются к ас-Синану?

– Тебя послали… чтобы ты убил его? – наконец прорвало и Авара.

– Точно так.

– Тогда почему не выполнил задание? Ты ведь мог это сделать, и не раз.

– А потому, что именно ты образумил меня. Помнишь нашу первую встречу с ас-Синаном?

– Как не помнить…

– Ты придержал меня, когда я готовился разорвать шейху горло. С той поры ты и заподозрил меня, что я не тот, за кого себя выдаю. Верно?

– Заподозрил раньше. А твердо уверился, когда мы впервые попали к шейху.

– А почему тогда не поделился своими соображениями хотя бы с даи аль-кирбалем?

– Меня не волнуют чужие проблемы! – отрезал Авар. – Ты лучше скажи, как узнал, откуда я родом?

– Все очень просто. Каждое племя имеет свои характерные особенности. Я понял, к какому племени ты принадлежишь, а дальнейшее было делом шпионов отца, которых он выделил мне в помощники. Кстати, мамлюки Салах ад-Дина подтвердили высокий класс вербовщиков Аламута. Ты имел возможность убедиться в этом. Что касается ас-Синана, то я в конечном итоге понял – и мой отец, и он делают одно дело. И распри между ними не вечны. Когда я стану Шейхом аль-Джабалем, – при этих словах Гасан выпрямился во весь рост и стал казаться выше, чем на самом деле, – то прекращу эту глупую вражду.