Лена надраила коляску, пару дней она сохла в коридоре, потом явилась Сонька, посмотрела, поморгала, потрогала и сказала:

— Бозе мой, колясыка!

А на следующее утро я отправился на причал. Но будка была пуста.

Тогда я решил зайти в отдел охраны музея «Коломенское». Начальника по имени Сергей, с которым я познакомился, застать не удалось, зато на месте был его заместитель. Я рассказал ему всю эту историю, справился про Алексея, а то вдруг и правда заболел после такого? Но, к счастью, с ним все оказалось в порядке, просто перевели на другой объект. Я попросил заместителя поблагодарить их героического сотрудника, даже оставил для Алексея свой телефон. Но мне никто не позвонил.

Почти сразу началась настоящая зима, и прогулочная коляска стала не нужна. А весной Сонька уже вовсю ходила сама.

Всякий раз, проходя мимо причала, я заглядывал в будку полиции, надеясь увидеть там Алексея, но там сидели другие люди. А вскоре и саму будку убрали, поставив на ее месте ларек с пряниками.

Но если вдруг Алексей прочитает этот рассказ, пусть знает: дорогой тезка, я про тебя помню, дай бог тебе здоровья.

Вовочка стал первым внуком Лазаря и Полины. Первым и самым любимым. Старики любили его так самозабвенно, что все просто диву давались. И если суетливую, круглолицую бабу Полю ее же собственные соседи всю жизнь держали за малахольную, то Лазарь Аронович слыл мужчиной суровым: никакие сантименты были ему несвойственны. А тут оба как с ума посходили.

Ну а как тут не чокнуться? Вовочка был таким красивым ребенком, будто он и не мальчик вовсе, а какой-то херувим с открытки. Златокудрый, пухлощекий, веселенький, глазки умные, нрав озорной, а когда подбежит и поцелует бабушку с дедушкой, то просто свихнуться можно. И что он ни придумает, все вызывало у них восторг. Вот положил Вовочка в ступку дедушкины золотые часы, истолок их в пыль, а старикам от этого одна только радость, и пока внучок пыхтел, орудуя медным пестиком, они смотрели на него и таяли от нежности. И правильно: главное, чтобы ребенок рос здоровеньким.

— Лазарь, нет, ты только посмотри, какие у Вовочки сильные ручки, от твоих часов даже стрелок не осталось!

Одна беда, Вовочку в последнее время отдавали им лишь на лето, и то всего на два месяца, а в Москву самим не наездишься, они там на восемнадцати метрах всемером, да и Лазарь надолго уехать не может. Главный врач — это тебе не шутки.

Вовочка прибыл в субботу, отправили поездом со знакомыми, те ехали до Киева, не отказали, Нежин — он ведь по дороге. И хотя Лазарь с Полиной, получив телеграмму, волновались так, что просто места себе не находили, Вовочку им доставили в целости и сохранности.

А в воскресенье немецкие бомбы уже падали на Киев.

И поначалу казалось, что война эта — на неделю-другую, в крайнем случае на месяц. Ну если не через месяц, так через два Красная армия обязательно будет в Берлине. Поэтому и Вовочку в Москву не отослали, пока еще можно было, а скоро стало и нельзя, все пути как отрезало, а тут еще почта в обе стороны работать перестала. Но Лазарь ведь не может больницу оставить, а Полина… она-то куда без Лазаря?

В сентябре те немецкие армии, что накатывались с севера на Киев, подступили к Нежину. Несколькими днями раньше пал Чернигов, и все равно так быстро не ждали. Лазарь, как главный врач, был в каких-то списках на эвакуацию, вернее, это была никакая не эвакуация, а паника, бегство.

В обед к дому подлетел грузовик, начав сигналить еще за добрую сотню метров. Кузов был уже битком, но для них троих еще оставалось место. Шофер, зябко поводя плечами, оглядывался назад, туда, где щелкали сухие автоматные очереди.

— Поля, машина пришла! — появившись на пороге, воскликнул Лазарь, берясь за ручку чемодана. — Вовочку в охапку и бежим!

— Лазарь, — спокойно сообщила Полина, не двигаясь с места, — Вовочка только что заснул.

Она сидела у кровати, на которой посапывал их внук.

— Поля, мне кажется, ты не до конца понимаешь! — произнес Лазарь, стараясь говорить убедительно, но вместе с тем как можно тише. — Машина ждать не будет!

В подтверждение его слов под окнами раздался истеричный гудок полуторки.

— Вовочка только что заснул, Лазарь! — обернувшись к нему просветленным своим круглым личиком, повторила Полина. — Все я прекрасно понимаю. Лучше посмотри, какая прелесть! А машина не будет ждать, и не надо!

— Поля! — пытаясь держать себя в руках, вздохнул Лазарь, он уже все понял, но попытался прибегнуть к последнему аргументу: — Сейчас здесь будут немцы, и они нас расстреляют.

— Пусть стреляют! — тихо, но твердо сказала Полина, не отводя умильных глаз от спящего Вовочки. — Я ребенка будить не дам!

Лазарь посмотрел ей в спину, еще раз вздохнул, вышел на крыльцо и отмахнул шоферу. Грузовик, взвыв мотором, сорвался с места.

Лазарь вернулся в дом, прошел в комнату и опустился на свободный стул рядом с Полиной. Он тоже принялся смотреть на спящего Вовочку.

Через полтора часа, когда стрельба раздавалась уже на соседней улице, к дому неожиданно примчался еще один грузовик. Списки на эвакуацию составлялись тоже в панике. К тому моменту Вовочка проснулся. Подхватив узлы и чемодан, они забрались в кузов. Им удалось проскочить за несколько минут до того, как немецкие танки перерезали шоссе.

Когда в сорок пятом они вернулись в Нежин, то узнали от очевидцев, что та первая машина нарвалась на авангард немецкого танкового батальона, бравшего город в клещи. Головной танк в упор расстрелял грузовик и на полном ходу протаранил то, что от него осталось, сбросив с дороги пылающие обломки.

Вовочка, мой дядя Вова, был самым веселым в нашей семье. Он стал биохимиком с мировым именем. И хотя ему часто приходилось мотаться по разным городам и странам читать лекции, дядя Вова выкраивал время, чтобы заехать в Нежин в память о бабушке с дедушкой, которых уже давно не было на этом свете.

В старинном семейном альбоме с медными застежками хранятся фотографии. На них мужчины, женщины, дети. Их много. Смуглые лица, необычный разрез глаз. Это те мои родные, что до войны жили в Киеве, Чернигове и Нежине. Я их никогда не видел. Все они попали под оккупацию. Всех убили. Никто не уцелел. Ни один человек.

А начиналось все вполне невинно. Конечно, опытного человека такое начало дежурства не могло не насторожить. Но в ту пору мы с Ваней были еще салагами. Салаги, они глупо радуются любой свободной минуте, не подозревая, что это лишь короткая пауза перед очередной подлянкой. В полной безмятежности мы слонялись по отделению примерно с час, если не больше. А ничто так не раздражает начальство, как праздность персонала.