На лице графа промелькнула гамма эмоций.

— Речь о Ракшане, Имма. Она жива.

Видимо, на моем лице отразилось все, что я думаю об этом, потому что граф поторопился сказать, возвысив голос:

— Прежде чем что-то сказать, может, дашь мне слово и выслушаешь? Как ты учила меня с Камиллой: прежде чем сказать, посчитай до ста.

— Хорошо, ты прав. Я готова тебя выслушать, — кивнула я.

Мне все равно надо было справиться с эмоциями. Потому что я действительно была готова накинуться на графа и нелицеприятно высказать все то, что я думаю по этому поводу. И о чем потом могу пожалеть.

— В день ее смерти мы были вместе. Ракшану я любил до одури, слепо и безумно только в первые годы. То ли она изменилась — положение графини ударило ей в голову, то ли всегда была такой и искусно притворялась в первое время, но со временем стали вылезать нелицеприятные черты — ненасытная алчность, тщеславие, чванство, празднолюбие, распущенность, неумеренность во всем… Ее образ жизни требовал огромных средств. Конечно, я был не беден на момент женитьбы, но доходы от поместий только покрывали ее траты. Поэтому мне пришлось много работать и монетизировать мое занятие техномагией. Наверное, за это я должен ей быть благодарен, — усмехнулся невесело граф. — Хотя я бы предпочел любовь Ракшаны и счастливую семью…

Хотя граф говорил о прошлом, меня больно резанули его слова. Если бы у них с Ракшаной все было хорошо, не было бы нас с Антуаном. Но я не стала прерывать его.

— Я долго боролся за нашу семью. Но в этом случае один в поле не воин. Со временем моя любовь угасла и растаяла как дым. Когда я первый раз предложил развестись, Ракшана отреагировала бурно, отпускать меня она не хотела, ее устраивало положение графини. Состоялось жаркое и страстное примирение, на какое-то время она даже стала примерной женой. И забеременела Памелой. Как только она ее родила, все снова пошло как прежде. На все мои попытки получить развод и договориться следовала одна и та же схема — слезы раскаяния, истерики, страстные ночи примирений… Все это выматывало, и я решил добиваться развода против ее желания. Но тут подоспела третья беременность. Когда родилась Элли, Ракшана присмирела, пыталась быть хорошей матерью, но ее гнилое нутро взяло верх. Тогда мы разъехались и стали жить раздельно. Я с девочками, она набегами их навещала, а сама продолжала вести разгульную жизнь. Я откупался деньгами и просил только, чтобы она играла роль хорошей матери и проявляла внимание к дочкам.

Герцог разволновался и достал из бара бутылку бренди.

— Будешь? — предложил он мне, а потом спохватился: — Ах да, у тебя же аллергия.

Он лукаво улыбнулся, но я не ответила на его улыбку, слишком тягостное впечатление производил его рассказ. Он налил себе немного и залпом выпил.

— Мы подошли к дню трагедии. У Ракшаны было много любовников, это не секрет. Она натура страстная и развратная. Когда мы жили вместе, она старалась хоть как-то скрываться, но когда мы разъехались, уже не таилась. Про ее последнее похождение слишком громко судачили. Нет, свет ее не осуждал. Как ни странно, все, что ни делала Ракшана, вызывало только восторг и зависть. Но последняя ее связь с молодым маркизом, только что женившимся на дочери герцога, вызвала слишком громкий скандал. Брак по расчету, сильно влюбленная жена — и тут такой стыд и срам. Герцогиня отреагировала очень эмоционально… в общем, судачили все кому не лень. И вся пресса гудела… История перешла все рамки, дочери подрастали и могли прочитать об этом. Ракшана на время скандала удалилась в любимое поместье Дорфлок — она любила горы.

По словам графа, вырисовывалась следующая картина. Он приехал к жене на разборки. Они поскандалили. Во время скандала она убежала, оседлала коня и поскакала в горы. Была плохая погода, гроза, тропки сильно размывало, что было очень опасно, в такое время происходило много несчастных случаев. И граф решил отправиться за ней, чтобы вернуть домой.

— Ракшана была в ярком красном платье — она любила красный цвет, он шел к ее смуглой коже и черным волосам. И я ехал за этим ярким пятном. Уже вовсю лил ливень. Я кричал ей, чтобы она остановилась, вернулась. В какой-то момент разум возобладал, она развернулась и поскакала ко мне навстречу. Как вдруг…

Граф сглотнул, в глазах промелькнула боль и ужас воспоминаний.

— Сверху дорогу ей перекрыл камнепад. Видимо, валун подтопило водой, такое бывает, он покатился и вызвал оползень. Испуганная лошадь Ракшаны понесла. Один из крупных камней попал ей под ноги, она споткнулась, перекувыркнулась и вместе с всадницей рухнула в пропасть на моих глазах. Крик Ракшаны, полный ужаса и отчаяния, до сих пор стоит у меня в ушах…

Граф налил себе еще бренди и выпил. Дальше он рассказал про поиски тела, которое так и не нашли. Только тело лошади и обрывки платья его супруги. Вероятно, ее тело было погребено под оползнем и камнями.

— Она погибла на моих глазах. У меня не было сомнений. Когда тела не находят, какое-то время человек считается пропавшим без вести, потом его признают умершим. Я получил свидетельство о смерти жены, организовал похороны. Без тела, да. Так как смерть произошла не в столице, объяснение о захоронении графини в любимом поместье прозвучало правдоподобно. В столице же для всех провели ритуал прощания.

Да, такое нередко практикуется у аристократов. На свадьбе и похоронах должны присутствовать все. О молодоженах и тех, кого хоронят, помнят только первые минуты, а дальше идет обычная светская тусовка. Оба события лишь повод для того, чтобы собрать весь цвет общества.

— А что потом? Почему ты решил, что она жива?

— Через несколько месяцев эта… — неприлично выругался граф, — явилась ко мне, ловко маскируясь, чтобы никто ее не увидел. Сказать, что я был шокирован — не сказать ничего. Она поведала сентиментальную историю о том, что якобы ее без сознания нашел какой-то горный пастух, приволок в свою хижину, где долго выхаживал. У нее были тяжелые переломы, и она не могла двигаться, ей заново пришлось учиться ходить и прочая муть. Я не поверил ни единому слову, впрочем, это не важно. Встал вопрос, что делать. Было два варианта: либо она объявляется в обществе и занимает свое законное место графини, либо… для всех она остается погибшей. За очень немаленькие деньги.

— Она сама это предложила или это была твоя инициатива? — спросила я.

— Она шантажировала меня тем, что вернется, Имма. Ко мне, к девочкам. Но если бы она хотела, то сделала бы. Придумала бы, как преподнести эту новость дочерям. Посоветовалась бы со мной. Но нет, она пришла ко мне, подловив в уединенном месте. Я спросил, чего она хочет. Денег? Она не стала долго ломаться. Сказала, что с деньгами она уедет за границу и там начнет новую жизнь. Я даже не думал, я обрадовался. Как представил, что девочки, которые только пережили смерть матери, снова будут проходить через все это… Если бы только они ей были нужны… Но она их бросила, Имма. Нужна ли им такая мать? Пусть лучше останется для них мертвой. Так я посчитал тогда. И так и считаю до сих пор. Возникла только одна проблема, о которой я в ту пору не думал…