— Получается всё-таки мещанство? — сказала моя напарница и не весело усмехнулась. — Вот уж никогда бы не подумала! — Она повернулась к Батлеру. — Николай Михалыч, а налейте-ка и мне тоже!

Николай Михалыч удивлённо поднял брови, но больше никак возражать не стал. Вместо этого он жестом подозвал одну из дежуривших в зале официанток, и пока та шла к нашему столику, спросил у Морозовой:

— А Вы, Оленька?

— Я, пожалуй, воздержусь. — Ответила та.

Когда отправленная Батлером за третьей рюмкой официантка ушла, Лерка спросила у Морозовой:

— Ольга Павловна, а Вы не знаете, у господина Мозеля там что-нибудь такое, — она показала на графинчик, — Найдётся?

— Наливка? — уточнила графиня.

— Наливка, коньяк, вино покрепче… что-нибудь такое.

— Ты чё? Напиться собралась? — спросил я у «сестры».

— Последний день дворянской жизни! Это надо отметить! — глядя в пустоту сказала Лерка.

— Вряд ли у Дмитрия Францевича есть что-либо подобное, да и не одобряется это в школе… — вежливо, как мне показалось, ответила Морозова.

Лерка пристально и довольно серьёзно посмотрела ей в глаза, а потом очень «по-свойски» спросила:

— Оля! Если бы тебе вдруг сообщили, что ты больше не графиня, и никогда уже не будешь, и максимум, что тебе светит это стать баронессой, выйдя за какого-нибудь Мнишека. Ты бы расстроилась?

Охреневшая от такого Оля не нашлась, что ответить. Да Лерка, похоже, не очень-то и ждала.

Официантка поставила принесённую рюмку на стол и удалилась. Лерка посмотрела на неё, потом на Батлера и удивила всех ещё раз:

— Ну, что? Разливайте, товарищ майор!

Батлер Михалыч, к которому раньше так не обращались, не то что бы охренел, но удивился настолько сильно, что, не говоря ни слова, просто взял и разлил. Лерка взяла свою рюмку, обречённо вздохнула и со словами: «Не чокаясь!» залпом её маханула. Не знаю, видел ли Батлер такое раньше, но не ожидал точно. Глядя на сморщившуюся Лерку и онемевшего товарища майора, я, то что называется, греть не стал и выпил. На лице у командира силовиков отразилась целая гамма чувств, но как бы там ни было, он тоже выпил. Поставив опустевшую рюмку на стол, он спросил у меня:

— Господин Александр, Вы позволяете младшей сестре употреблять такие крепкие напитки?

Подумав над ответом секунд пять, я произнёс то, что, по моему мнению, проливало на ситуацию наибольшее количество света:

— Видите ли, Николай Михалыч, там, в Австралии я несколько лет был неходячим инвалидом, а Валерия обучалась верховой езде, иностранным языкам и рукопашному бою. Да Вы сами сегодня видели! Так что, если дойдёт до службы в армии, то из неё получится лучший гусар, чем из меня.

Лучший гусар к этому моменту уже отдышалась и, закусив шоколадкой, повернулась к продолжавшей диву даваться графине:

— Ваше сиятельство, а нельзя ли нам такой пузырёк с собой прихватить?

Брови у Батлера взметнулись вверх, но вслух он ничего не сказал. Ольга же, медленно приходя в себя, так же неспешно покивала:

— Только остальных не угощайте.

— Не-е-е, мы тихо. — Заверила её Лерка.

* * *

По просьбе Батлера Анжелина-Антонина Макаровна уложила нам несъеденную выпечку и принесённую бутылку в корзинку для пикников. Она ни о чём нас не стала расспрашивать, ну а мы… Мы погрузились в ожидавший нас экипаж. Горбунов отправил своих солдат сопроводить нас до гостиницы Мозеля, а сам, сославшись на срочные дела, откланялся.

Некоторое время мы ехали молча. Лично мне разговаривать не очень хотелось, да и о чём бы можно было говорить, я решительно не представлял. Морозова, наверное, разочаровалась в нас, и от того тоже помалкивала. А Лерка… У неё, по ходу, второе дыхание открылось что ли, ожила и даже повеселела.

— Ваше сиятельство, — обратилась она к Морозовой. — А что это за история про капитана и порутчика с господином Горбуновым приключилась?

— Да, — пользуясь случаем, решил и я прояснить для себя ситуацию. — Его что, из капитанов разжаловали до поручика?

Ольга грустно посмотрела на нас и сказала, обращаясь ко мне:

— Верно, только не из капитанов, а из бригадиров.

— Из бригадиров?! — чуть не выкрикнул я.

— Из бригадиров??? — не поняла Лерка. Ну да! Она же про них не знает.

— Годик бы ещё. — Сожалея о не случившемся, произнесла графиня. — И в генералы бы вышел. Думаю, он вас сегодня как никто другой понимает.

— А за что его так? — постарался я выяснить подробности.

— Я не помню, мне тогда лет четырнадцать было. Все о какой-то дуэли говорили, но я и половины не понимала. Вы лучше у господина Ли расспросите. — Она аж лицом просветлела оттого, что стрелки на Шена перевести удалось.

— А Николай Михалыч, он Ваш родственник? — задала Лерка вопрос, который меня самого мучал.

Морозова удивлённо посмотрела на неё и в несвойственной себе манере ответила вопросом на вопрос:

— С чего Вы взяли?

Лерка «виновато» потупилась:

— Просто он Вас Оленькой назвал, а Вы его — дядя Коля. Всё как-то так по-домашнему… Вот я и подумала…

— Ах, вот Вы о чём! — и погрустнела. — Нет, мы с ним не родственники. Но могли бы…

Поняв, что для большей ясности она ничего не добавит, я замолчал. Лерка тоже. Но поскольку мы уже подъезжали, она всё же сказала:

— Хорошо бы сейчас никого не встретить. Жуть как не хочется поздравления получать.

— Так может, никто и не в курсе. — Предположил я.

— На паванине играть тоже не хочу. Не сегодня.

Я тоже не хотел никого видеть. Даже Татьяну. Но не свезло. Хотя, конечно, всё относительно. В фойе именно она и «дежурила». Не худший, кстати, вариант, могли ведь там и Мозеля встретить. А так быстренько оповестили её о том, что очень устали и попросили не беспокоить. На вопрос выйдем ли к ужину, ответили, что не выйдем, сам ужин в номер подавать тоже не надо. На удивлённо вопросительный взгляд показали корзину, порывшись в которой, Лерка извлекла три булочки и несколько шоколадок. Отдав всё это богатство удивлённой Татьяне, попросила и Аннушку с Глашей угостить.

Поднявшись к себе, мы свалили все свёртки с многочисленными покупками на диван. Сначала я хотел попенять «сестре» за устроенный таким образом беспорядок, но что-то меня остановило, наверное, вся эта катавасия с мещанством не только её нахлобучила. Настроение было из разряда «лечь и не вставать». Ещё мне не давала покоя мысль, о не состоятельности меня как добытчика. Леркино «выступление» принесло ей больше пятисот рублей, а я как дурак радовался вчера двенадцати с копейками. Ну, и кто из нас добытчик?