мне как-то не по себе стало. Потом фамилию узнал. Какая-то Айша Кундалаева… Странно это: всего три года назад – в Норильске, а теперь вот в Вашингтоне… На следующий день позвонила. Не здороваясь, пробормотала в трубку, чтобы не стал разыскивать. У нее и так из-за меня уже очень много проблем было. Нужно будет, сама со мной свяжется. И сразу повесила трубку…

Мы долго стоим, глядя на проходящие машины и не замечая их. Каждый думает о своем.

– Ну ладно, бывай… Мне надо ехать в аэропорт, встречать Лиз. – Я закуриваю, пытаясь перебить неизвестно откуда появившийся запах – нет, аромат – духов, перемешанный с оплывшей детской памятью о мандаринах на новогодней елке…

Интересно, понравится ей дом, который я снял?

– Ты что? Неужели так и разойдемся? Я же завтра утром возвращаюсь в Россию. Нет! Неправильно это получается… Я вот что предлагаю. Давай поедем в аэропорт вместе. А после зарулим втроем в ресторан. Я приглашаю. Попрощаемся по-человечески. Непонятно ведь, когда теперь встретимся… да и встретимся ли вообще…

– Хотел с ней сегодня побыть вдвоем. Больше месяца не виделись. – Я снова чувствую, как натягиваются, как глухо позванивают силовые линии поля, возникающего между мною и Спринтером. Все, о чем со Спринтером говорю, и даже то, о чем мы предпочитаем молчать, незаметно выстраивается вдоль этих линий. Потрескивают электрические разряды, проскакивают первые искры.

– Ты с ней еще долго будешь вдвоем. Должен же я перед отъездом познакомиться поближе с женщиной, которая, может, станет женой моего единоутробного брата. Я же ради вас сюда специально из Вашингтона прилетел.

– Ладно, поехали, – с явной неохотой соглашается единоутробный и внезапно ощущает тяжесть внутри. Точно слой мокрого песка там осел после отлива нахлынувших братских чувств. Песка, в котором очень легко увязнуть.

Я останавливаюсь, закуриваю, смотрю по сторонам. Закрученный в узких улочках ветер теперь стелется над землею совсем низко. Машут, потрескивая голыми ветвями, деревья вокруг. Словно, не жалея себя, ломая на себе сучья, пытаются сказать, о чем-то очень важном предупредить.

34. Возвращение новой Лиз. Силовые линии поля натягиваются

(аэропорт Логан, Массачусетс, 21 февраля 1992 года)

Через пару часов после оправдания близнецы-братья ждут Лиз у выхода из багажного отделения аэропорта. Их четырехногая и двухголовая сиамская тень в приглушенном свете, идущем с потолка, неуклюже переминается из стороны в сторону. Спринтер по-прежнему в моем пальто и кепке. И это, наверное, еще больше усиливает наше сходство. Каждой клеткой своего заждавшегося, истосковавшегося тела я чувствую, как мешает его присутствие. Шуршит у меня в руках сквозняк целлофановой оберткой букета из семи ярко-красных роз. (Всегда нелепо себя чувствую с букетом.) В стеклянном зале, как огромные, вставшие на хвосты рыбы в аквариуме, проплывают мимо возвращающиеся в Бостон пассажиры.

И вот наконец эскалатор торжественно выносит ее нам навстречу. Лиз вся сияет заранее и с удовольствием демонстрирует свое сиянье, вызывающее легкую резь у меня в зрачках. На ней джинсы в облипку и спортивная куртка. Стилистика унисекс. Что-то совсем новое написано в помолодевшем облике и аккуратно заключено в круглые скобки высветленных волос, свисающих по сторонам.

Останавливается в нерешительности, ошеломленная нашим сходством. Я, Влюбленный, улыбаюсь, иду навстречу, протягиваю цветы. Слегка поколебавшись, она подбегает и залепляет рот поцелуем. Так что нечем дышать, и начинаю радостно сопеть. Яркие светящиеся шарики всплывают со дна души и сразу же беззвучно лопаются. Розы сквозь целлофан всеми своими шипами впиваются в мое плечо. И я на секунду чувствую в этом поцелуе что-то еще. Незнакомое и настораживающее. В ноздри ударяет запах коньяка, сквозь который просвечивают незнакомые духи и кремы. Бедра прижимаются, немного отходят, прижимаются снова, будто проверяют свою притягивающую силу. Даже сквозь надетые по случаю суда парадные брюки тело подтверждает твердость моих чувств, уверенно преодолевших месячную разлуку.

Спринтер с безразличным видом ждет в шаге от нашего поцелуя.

Лиз неторопливо отодвигается, знакомое синее пламя вспыхивает в глазах. Поворачивается к Спринтеру. Не обращая внимания на протянутую руку, тот целует сверкающую щеку. Глупо-радостная астролябия застыла у нее на спине. Я не выдерживаю и, напрягшись, мысленно приказываю брату отлепиться. Но телепатия, как всегда, против Спринтера не работает, и приходится спускать на тормозах.

– Эй, братец, ты, пожалуй, слишком уж вживаешься в роль. Представление окончено. – И затем к Лиз: – Все в порядке. Премьера прошла удачно. – Беру у нее из рук чемодан. – Самый важный зритель поверил и не стал настаивать на обвинении. Меня оправдали!

– Ну слава Богу! Аллилуйя! Наконец-то!

– Никогда бы не подумал, что ты стал такой ревнивый… – это уже Спринтер.

– Лиз, отчего ты не звонила сегодня утром?

– Не сейчас. Давай потом об этом поговорим… У вас что, в России самое лучшее всегда делают в двух экземплярах? Боже мой! До чего же вы похожи!

– Но я, – встревает Спринтер, – все-таки немного лучше. Смотрите, смотрите внимательней!

– Вас все, наверное, путают! – Что-то резкое появилось в ее смехе. Помнил его совсем другим. – Как странно, я родилась двадцать пятого мая под знаком близнецов. – Она делает короткую паузу. Чтобы я запомнил дату? Но ведь еще три месяца! – Но никогда раньше близнецов не встречала. И вот, как только вернулась в Бостон, сразу увидела вас двоих вместе… А кто из вас старше?

– Если верить семейной легенде, Олег появился раньше.

– А ты держал его за пятку?

– С той поры так и повелось, Олег впереди, а я догоняю…

Я с раздражением отмечаю про себя, что разговор о детстве начинает придавать брюкам гораздо менее вызывающий вид. Мои и так уж не слишком братские чувства наполняются духом соперничества. Все та же наша привычная с детства ролевая игра, где каждый и актер, и публика. И премьера в суде была лишь началом. Снова нужно тщательно подбирать слова. Точно острые осколки с пола. Перед тем как ступить босиком. Я стараюсь сдерживаться, хотя это не так просто.

– Мне не хочется прерывать нашу интересную беседу, но ты ведь, наверное, устала, а нам еще минут сорок добираться.

– Куда добираться?

Она стоит, опустив руки, и смотрит куда-то мимо меня. Букет уже немного увядших роз прижат цветами вниз к джинсам… Может, ей неловко от того, что здесь Спринтер? Не нужно было, конечно, брать его с собой в аэропорт!

– Как? Что значит куда? Я же снял для нас дом! Рядом с лесом, в котором… Ты что, забыла?

– Ты снял для нас дом?

Я даже задохнулся от удивления. Ты сама хотела, чтобы у нас был свой дом! Отодвигаюсь, но продолжаю