– Старайтесь избегать до конца своей жизни! – снова доносится – или это мне только послышалось? – до оправданного всего час назад Ответчика напутствие бронзоволикого судьи. Голос выносящего приговоры слышен далеко.

Мы втроем не спеша идем по изъеденной солью асфальтовой дорожке к станции метро на углу парка. Белыми клубами висит над зыбким тротуаром пар, вырывающийся из подземных люков. Докурены последние общие сигареты. Время наших встреч с Защитником в переводе на доллары уверенно переваливает за пять тысяч.

– Спасибо за помощь брату, – прощается Спринтер с Защитником. – Мне тоже понадобится адвокат в Бостоне. Я столько о вас слышал. Если не возражаете, возьму у брата ваш телефон. Он о вас очень высокого мнения. Приятно было познакомиться.

Довольно странно. Насколько помню, я с ним о Защитнике никогда не говорил… Иногда кажется, все вокруг меня связаны между собою… Может, это известие о том, что он раньше в ЭфБиАй работал, произвело на Спринтера впечатление… Собирается налаживать связи с американской конторой?

Защитник, выгнув руки, будто тащит тяжелые чемоданы, уходит сквозь кружащуюся белизну вниз по ступеням в ненасытную пасть метро. Мокрые снежинки, невесомые шестеренки рассыпавшегося небесного механизма, выводят бесконечный серебряный танец над его зеленой шляпой.

Это трудно объяснить, но, несмотря на то что Защитник сейчас, несомненно, уходит, у меня ощущение, что он стоит совсем неподвижно. Словно почувствовав уткнувшийся в спину взгляд своего недавнего клиента, резко дергается и убыстряет шаг. В последний раз оглянулся по сторонам, приподнял шляпу – и был таков. Иным, конечно, он быть и не мог. Силуэт размывается, становится бесформенной тенью. Поток покачивающихся голов всасывает ее и медленно уносит с собой. Почему-то для самого важного слушания по моему делу он приехал не на своем блестящем мерседесе, а всего лишь на метро.

Вместе с Защитником уходят глубоко под землю, в черную дыру, заглотившую шесть месяцев моей жизни, разделенные барьерами судейские залы, полицейские, звездно-полосатые знамена с орлами на древках, секретарши, помпроки, великолепная пятерка судей, протоколы, показания, повестки. Бесшумно проваливается все огромное трухлявое Древо процесса Инны Наумовской против Грегори Маркмана с уже оголившимися ветвями.

Наша синяя птица-хранительница, повиснув на минуту в воздухе, раскрывает маленький блестящий рот. В последний раз распушив для меня свой длинный хвост, вздыхает и поднимается в небо. Спринтер, конечно же, ее не замечает. Почему ее, кроме меня, никто никогда не замечает?

В Ленинграде на каждом перекрестке стояли с простодушными открытыми лицами постовые в белых крагах, следившие за порядком, регулировавшие движение. Может быть, на всех перекрестках моей жизни тоже стояли постовые. Часто они не носили форму, и я не обращал на них внимания. И здесь, в Бостоне, мой эфбиайский Защитник оказался одним из них? А на другом перекрестке, где красный свет сменился уже на желтый, была Блаженная Инна?

Грязь, скопившаяся за полгода суда – время, когда жил не самим собой, а совсем иным человеком, ныне и присно оправданным обвиненным, – сразу испаряется. Все вокруг кажется теперь новым, только что созданным.

Тело мое вытягивается, становится выше. Я стою по горло в небе – по крайней мере именно так сейчас все выглядит, – не обращая внимания на Спринтера, который там, внизу, что-то мне объясняет. Пьянящий воздух наполняет меня, Стайера, выходящего на новую длинную дистанцию. (Теперь, когда процесс закончился, больше не собираюсь называть себя Ответчиком.)

Меня наполняет ощущение легкости и вдруг умножившейся силы. Душу подхватывает порыв ветра, и она, как воздушный змей, привязанный к телу несуществующей, но прочной нитью, взмывает, преодолевая земное тяготение. Будто только лишь и мечтала, чтобы выскользнуть из него. Носится над парком, выискивая синюю птицу. А я, пустой и невесомый, стою неподвижно и, глядя вверх, пытаюсь проследить все ее движения. Терпеливо поджидаю, пока не налетается всласть.

– Ну хорошо, братец, – спускаюсь я с облаков. Прилив земного притяжения все больше нарастает. Незаметно и привычно скручиваю нить в клубок, прячу ее. Еще пригодится. Поворачиваюсь к Спринтеру. – Немеркнущее тебе спасибо, что выполнил свою часть уговора. – Глубоко затягиваюсь ветром. Выдыхаю. Лохматое поблескивающее облачко вытягивается, повисает возле рта.

– Да не за что. Приговор дороже денег. Было забавно. У нас дела в суде решаются по-другому… Не передумал насчет «Маркман и Маркман», ООО? – Восхищенное, утроившее себя «О» произносится с придыханием: «Ого-го!» – перед блестящим и все еще возможным будущим фирмы братьев Маркман. – Мы бы могли завтра утром…

– Извини. Я же тебе объяснил.

– Ну ладно. Должок за тобой… Кстати, я тут встречался с этим твоим Ароном из Амхерста. Мужик он вроде толковый и тоже немного чокнутый. Многовато чокнутых у вас тут в Бостоне. Но этот вроде безобидный. Хотя… Оказалось, еще в Питере о нем слышал. Может быть полезным… Ты будешь смеяться, но он очень испугался, когда услышал мою фамилию. Еле приговорил приехать встретиться в Нью-Йорк. Перевел пятьсот зеленых на поездку. Как видно, подействовало. Вообще-то, занудливый он мужик. Начинает гнать свою туфту про теорию игр – не остановишь! Будто ничего другого в мире нет… А у нас в Питере теперь правила игр совсем другие. Часто и вообще без правил… А уж для таких, как я… Но чем-то мне понравился. Договорились, что будет консультировать моих программистов. Хотя и придется за ним присматривать… Правда, есть маленькая проблема – он в Россию ездить не хочет.

– Пока ты не… я должен кое-что…

– Ничего, прогнется. Долго не займет. Я таких знаю. – Слушать Спринтер так и не научился… Его дело… – Бабки нужны будут – поедет. А пока будем так работать. Скоро электронную почту установим. Потом посмотрим. Всему свое время.

Объяснить ему, почему Арон в Россию ездить боится? Не стоит, теперь это все неважно. Сами разберутся… Можно, конечно, рассказать, для чего Арон затеял весь процесс против меня, рассказать об израильском наследстве… Попробовать подбить его начать против Арона дело о лишении опекунства? Нет, не стану я этого делать. Нет никакого смысла. Не до того Спринтеру сейчас. Кроме того, даже если бы и получили оставшуюся часть наследства, это было бы гораздо меньше, чем пришлось бы платить Защитнику… Да и к тому моменту, скорее всего, его оставшуюся часть тоже национализируют…

– Помнишь, я тебе про бабу из Норильска рассказывал?

– Ну…

– Я ее недавно в русском посольстве встретил! На приеме для бизнесменов, дававших бабки в фонд борьбы со СПИДом в России. Сначала даже не узнал. Открытое черное платье, бриллианты. Ухоженная вся. Хотел подойти, но отвернулась и сделала вид, что меня не знает… Совсем как тогда в аэропорту… При виде ее