Аргентинцев русский назвал антиподами, видимо, от близости их страны к Южному полюсу.

— Нет, спасибо, не нужно. Да и пить настроения нет. Отдай тем, кому нравится.

Доктор-партизан немного скис.

— Ну как хотишь. Ты меня извини, брат, за все. Просто нервы ни к черту. Меня давно надо ужином напоить и спать уложить, но тут одна дамочка не понимает намеков. Ты сказал про трупы… вот я недавно был в морге. Там ад. Как и во всех моргах города и штата. Крематории работают без перерыва. Урны с прахом грузят в фуры, как апельсины. Падре собирается тут же и сегодня ночевать. Отпевает… не только католиков, а всех христиан. А может и нехристиан тоже. Тела привозят тысячами. Они лежат там уже не на столах, а просто на полу. Некоторых опознают. А многих — нет. Я видел такие сцены, что хватило на всю жизнь. Я такого не встречал, хотя десять лет проработал в медицине катастроф. А многих не опознать вообще. Никогда.

Он имел в виду, например, те случаи, где погибла вся семья целиком под залпами спутников или артиллерии, у которой, даже у своей, бывали и промахи. Весь город уже завесили объявлениями о пропавших людях. В локальной сети творилось то же самое. И это еще не включили общую, хотя бы в рамках страны…

— Во всех отделениях больниц тоже бедлам и долбанное чистилище, — добавил русский. — Даже хуже, чем здесь. Тех, у кого ранения и травмы допускают транспортировку, будут распределять в больницы штата… и даже соседних штатов. А самых легких и вовсе отпускаем долечиваться дома.

Несколько минут они молчали, и Гаврила вертел в руках еще одну сигарету. Похоже, просто, чтоб занять руки. Видно было, что нервы у него на пределе.

— Габриэл, подскажи, где в России говорят «мультифора»? — Максим задал вертевшийся давно на языке вопрос. — В значении «файл для листа бумаги»?

— Интересно-интересно… и где ты такое услышал?

— От одного твоего соотечественника.

— Ого, ему, поди, за семьдесят. У нас в Сибири так старики говорят. Все остальные… только «файл». Если молодые вообще знают, зачем нужна эта фигня. Но… погоди… еще я слышал один раз, когда был в Шанхае, зубы лечил. Русских там мало на побережье, они почти все живут в специальных городах. Но я видел нескольких. И у них там язык своеобразный. Как в двадцатых, когда они уехали. Они даже по фене ботают, которую в самом РГ после тюремной реформы уже забывают. А что?

— Да так, просто спросил.

"Jannisary" — мелькнула в мозгу Рихтера догадка, словно кусочек паззла, который он нашел случайно. Янычары. Участники «Евразийской программы сотрудничества».

В остальном мире почти не заметили, как когда-то пятьсот тысяч жителей тогда еще РФ, а не РГ, отобранных по сложной системе были заселены в пятнадцать городов-призраков, раскиданных по всей территории Поднебесной. Двести пятьдесят тысяч мужчин в возрасте от восемнадцати до тридцати лет и столько же женщин до двадцати пяти, которых отбирали почему-то из жителей провинциальных городов, исключая Москву и Санкт-Петербург. Все они обладали ярко выраженным славянским фенотипом, хорошим экстерьером, не имели проявлений генетических заболеваний в течение трех поколений. Все они были добровольцами, все, если верить просочившейся информации, получили бесплатные квартиры, большие подъемные, освобождение от налогов на десять лет и еще кучу льгот… плюс презрение и зависть бывших соотечественников, и смешанное отношение — от новых. Их договоры и вид на жительство сначала продлевались каждый год, а потом им предложили службу на новых условиях. И гражданство. Так они стали еще одним национальным меньшинством. Русские из России их недолюбливали, а остальной мир не знал, кем считать — русскими или китайцами. От других русских и европейских экспатов в Китае — которых было немного, их отделяла стена «особого статуса». А еще активно циркулировала конспирологическая версия, будто их завезли для опытов, похожих на те, которыми занимались нацисты или японский «Отряд 731». Или для репродуктивных экспериментов. Но никто из них не жаловался. В редких интервью все просто лучились довольством и на подопытных крыс точно не походили.

«Я скорее макаку в жопу поцелую, чем подам руку «янычару», — говорил Гаврила, хотя самих китайцев очень уважал («Молодцы, что разобрались со своими либерастами на площади Тяньаньмэнь. Поэтому и рванули в будущее, обогнав и русских, и пиндосов. Балласт сбросили! Там, где много либерастов, будет много и контрастов»).

Ходили слухи, что цена, которую заплатили за эти бонусы новые янычары, была высока. И совсем не работой в китайских борделях или на урановых рудниках Казахстанского совместного протектората она являлась. Даже если про эксперименты и выведение гибридов врали, силовые структуры восточного столпа Мирового порядка услугами «спецпоселенцев» точно пользовались. Многих из них видели и запечатлели в форме китайских силовых структур. И никто не знал про секретные пункты договора. Видимо, условия включали пожизненное неразглашение.

Впрочем, это ничего не значило. Они были свободными людьми, и обладали своей волей. В промывку мозгов и зомбирование верилось слабо. Слишком уж много их. Поэтому Максим допускал, что любой из них мог разорвать свой контракт и поехать воевать в Мексику за свои убеждения. Все-таки Рихтеру хотелось верить, что перед ним стоял человек, похожий на него, а не простой наемник.

Именовали их сами китайцы “jannisary” или нет, Максим не знал. Вряд ли. Слово тяжелое для китайского уха. Скорее их звали общим термином для всех иностранцев — «лаовай». Но у этого слова было еще одно значение — растяпа, профан, невежда. Но никаким растяпой тот явно не был. Или их звали общим словом для всех китайских русских. «Элосы-цзу».

И вот, возможно, один из таких янычаров-лаоваев ему повстречался в подвале Тлачи-Билдинг. Двухметровый, здоровенный как медведь. Случись им драться без брони, Рихтер оценивал бы свои шансы как призрачные. А еще у Максима было нехорошее предчувствие, что он сам увидел то, что видеть был не должен. И что если бы штурмовики не понесли потери от двух предателей, они могли бы совсем по-другому поступить с «Ягуаром».

Мерзкие подозрения… и, возможно, надуманные и необоснованные. Но уж очень много предательств, подковерных интриг, диверсий и убийств произошло вокруг него за эти недели. Хотя все могло быть проще. Здоровяк скорее всего был обычным русским дальневосточником, а словечко просто вырвалось. Не стоило разводить вокруг это конспирологию.

Рихтер отдал все, кроме трех тысяч песо, которые понадобятся ему для покупок, в фонд Помощи Павшим Товарищам. Он надеялся, что гражданским поможет какой-нибудь Красный Крест. Вроде гуманитарная помощь уже поступала… хотя Корпус и пытался ее реквизировать и задержать на границах, грузовых терминалах и морских путях. Но вот тем, кого считают террористами и наемниками мафии, вряд ли официальные международные организации помогут. Разве что независимые… которых за это могут и легального статуса лишить.

Хотя в сети говорили, что это сам «Авангард» не хочет никакой помощи принимать. Кому верить, каждый решал сам.

Конечно, не все в интербригаде были социопаты и одиночки. У большинства остались там, в других городах или странах, а иногда даже на других континентах, жены, дети, другие близкие. А уж местные добровольцы из la Milicia, сложившие головы у подножья Башни Тлачи, почти все были семейными. Обо всех теперь надо как-то позаботиться, включая на первый взгляд курьезные случаи, когда без попечения в Акапулько остались десяток кошек и пять золотистых ретриверов.