Но Елены и след простыл.

Елена

Я прибегаю на вечеринку исполнителей в самом начале, со всеми обнимаюсь, жую пиццу. О Джеке никто не говорит, но, судя по вопросительным взглядам, всех так и подмывает спросить меня, что это было. Наверное, наброситься на меня с вопросами не позволяет выражение моего лица.

Когда спустя час он появляется, я ускользаю через черный ход и еду домой. Мне нужно время, чтобы собраться с мыслями, при нем это невозможно, потому что ему подавай ответы, а мне не хватает воздуха. А дома и стены помогают.

Я бегу в спальню и переодеваюсь в пижамные штаны и университетскую толстовку. Немного виски – и я усаживаюсь на ступеньках задней террасы, включив лампу обогрева.

Я наслаждаюсь прохладой мартовского вечера и полной луной. Вот-вот наступит апрель, а с ним – настоящая весна.

Наконец-то спектакль позади. Я закрываю глаза. Боже, как же мне будет его не хватать!

– Так и знал, что найду тебя дома, – раздается из двери кухни хриплый голос Джека.

Он садится рядом со мной и тоже смотрит на едва заметную вдали линию холмов.

Я не смотрю на него, но чувствую, что время от времени он поглядывает на меня. Чтобы не показывать свое смущение, я опускаю голову.

Поднимается ветер, я растираю озябшие руки. Он приносит из кухни куртку и набрасывает мне на плечи. Прежде чем снова сесть в нескольких дюймах от меня, он проводит ладонью по моим волосам.

– Прости, Елена, – начинает Джек после глубокого вздоха. – Я неправильно воспринял твой разговор с Марвином. Напрасно я тебя обвинял, ты ни в чем не виновата.

Я вижу уголком глаза, как он запускает пятерню себе в шевелюру.

– Я потерял голову. Это значит, что я и тебя потерял?

Я встречаюсь с ним взглядом и вижу в его светло-карих глазах страх.

– Ты оттолкнул меня.

– Это был чистый страх. В глубине души, там, где живет нечто непонятное мне самому, я уже отдал сердце тебе, и что же? Я услышал этот разговор, и теперь мне кажется, что все рушится. Воспалились все мои защитные инстинкты. Опять оказаться в дураках? Опять поверить в женскую любовь? Больше такому не бывать! Те, кто меня любит, рано или поздно тем или иным способом причиняют мне боль.

– Я никогда не причиняла тебе боль намеренно.

– Знаю. Я сам все испортил.

Я не хочу, чтобы у нас все так кончилось. Я хочу, чтобы мы…

Джек грустно улыбается и отворачивается.

– Сегодня вечером я у всех на глазах преподнес тебе свое сердце. Поразительно!

Внутри у меня все трепещет.

– Прости меня и за Лоренса. Представляю, как он тебя взбесил! – В его голосе слышится сожаление. – Я так напортачил! Сам во всем виноват. Это я был… дураком с момента нашего знакомства.

Я вздыхаю.

– Теперь он в Публичной библиотеке Дейзи персона нон грата. Осталось поместить его физиономию на плакате «Разыскивается».

– Могу сказать в его оправдание, что для него на первом плане стоят мои интересы.

Я киваю и возвращаюсь к сказанному им раньше.

– Не вини себя, Джек. Каждый входит в отношения, нагруженный своим багажом. Просто тебе нужно поверить.

Он запускает руку в передний карман брюк и кладет мне в ладонь что-то маленькое, холодное.

– Что это? – Я пытаюсь разглядеть в свете луны металлический предмет.

– Доказательство веры. Ключ от моей квартиры. Я сделал его для тебя после того разговора с Софией, в котором она сказала, что ты не заслуживаешь доверия. Я ждал подходящего момента, чтобы его тебе отдать… – Его тон смягчается. – Для меня это символ того, что я хочу от наших отношений большего. Потом у меня разгулялись нервы, и ключ остался у меня. Я почувствовал себя очень уязвимым. Я никогда никого не любил. Говорю же, дурак дураком. – Он вздыхает.

Мы молча смотрим друг на друга.

– Что ты об этом думаешь? – спрашивает Джек наконец.

Я облизываю губы.

– Это для меня откровение – вот и все мои мысли.

– Правда? – Я вижу на его лице надежду.

Он действительно меня любит. Джек признался мне в любви на сцене, перед всеми, но уверенность в этом появилась у меня только сейчас. Только сейчас я позволила себе в это поверить. Такой мужчина, как он, пусть с дефицитом доверия к людям, был в одном шаге от того, чтобы вручить мне ключ от своей квартиры; это может показаться бессмыслицей, но в его устах это равносильно громкому признанию.

Джек со вздохом гладит мое лицо.

– Ты простишь меня, Елена?

Я смотрю на него, ощущаю накал его чувств. Этого человека столько раз подводили! И он еще никогда не любил девушку по-настоящему.

– Прости за то, что оттолкнул тебя. Прости, что не приходил на воскресные обеды. Прости, что сломался.

От слез у меня щиплет глаза.

– Моя бабушка говорила, что сломленные люди крепче всего любят, потому что дороже других ценят то, что заставляет биться их сердца. Я заставляю биться твое сердце?

Он кивает и придвигается ко мне, но очень неуверенно.

– Господи, Елена… Я боюсь, что ты меня отвергнешь. Знаю, я несовершенен и должен над собой потрудиться, но отпустить тебя я не в силах. Две невыносимые ночи без тебя! Не хочу больше так… так мучиться. Я люблю тебя, Елена. Даже не знаю, как это описать…

У меня перехватывает дыхание.

– Я хочу каждый день просыпаться рядом с тобой, – продолжает Джек. – Хочу вместе с тобой встречать сюрпризы, которые готовит жизнь. Ты согласна попробовать?

Согласна ли я? Да я ради него станцую на раскаленных углях!

Меня распирает восторг. Сердце готово лопнуть.

– Я люблю тебя, Джек. Ты стоишь всего, что только есть на свете.

На его лице ширится улыбка, теснящая выражение недоумения и страха.

– Слава богу!

Он наклоняется и нежно меня целует. Наши языки затевают сладостную игру.

– Я несовершенен, – произносит он спустя несколько минут, обдавая мою шею горячим дыханием. – Я не могу выиграть Суперкубок, даже если бы от этого зависела моя жизнь, меня пугают новые люди, я подсел на корейские сериалы, а еще меня терпеть не может твоя хрюшка. Мне особо нечего тебе предложить.

Я уже хохочу, голова идет кругом.

– Ромео тебя не ненавидит. Просто не жалует. Зато я жалую твой Porsche.

Джек нежно целует меня в шею.