– Твою мать! – пробормотала в сердцах Мэдди.

Осмелевшая и разъяренная, она решила осмотреть дом.

* * *

Истина, что верна для любого дома: жилое здание становится домом, когда в нем живут, особенно если живут многие – их жизни создают особую фактуру, порой невидимую, которая накладывается слой за слоем. Это слышно в запахах дома: блюда семейных ужинов, смрад табачного дыма, терпкий кисловатый запах тела в комнате мальчика-подростка. Это в маленьких потертостях и царапинах, во вмятине в стене, оставленной чьим-то кулаком, в следах, оставленных домашними любимцами на паркете. Здание – просто место. У дома есть душа. Он проживает множество жизней, у него множество призраков. Может, счастливых. Может, печальных. Быть может, он наполнен смехом – или пропитан кровью и слезами.

Этот дом не был домом.

Здесь царил полный хаос. Находились какие-то штуки. Впрочем, само строение было относительно новым и не создавало ощущения как следует обжитого. Это была неосвоенная территория, голая, незаселенная, и Мэдди, проходя по ней, отмечала, что многими помещениями, похоже, никогда не пользовались. Из четырех спален наверху в двух не было ничего, кроме пыли и вуали паутины в углах. Еще одна была просто заполнена вещами: многие и многие коробки, платья на вешалках в чехлах, свадебный наряд, музыкальная шкатулка, разорванный мешок с мусором, позволяющий увидеть наваленных в него плюшевых зверей. «Вещи жены и дочери Джеда», – подумала Мэдди.

Точнее, раньше принадлежавшие им.

Сострадание на мгновение оглушило Мэдди: потерять единственного ребенка? И по своей собственной вине? Она не могла себе это представить. Ее подобная трагедия сокрушила бы, оставив на месте сердца зияющую воронку. И, очевидно, нечто похожее произошло с Джедом.

Но Мэдди также знала, что никогда не сделает того, что навлечет беду на Оливера. Свое дерьмо она держит в тугом кулаке. Ее жизнь под крепким замком. Ошибки и грехи молодости – она все это преодолела.

(Опять ядовитый голосок: «Точнее, ты на это надеешься, Мэдди».)

Из двух ванных наверху в одной опять же не было ничего, кроме пыли и паутины, а также гнезда сороконожек, обосновавшихся в ду́ше. Другая примыкала к хозяйской спальне, и в обоих помещениях царил бардак – грязь, беспорядок, полный хаос. Повсюду в изобилии следы безумия и ярости: простыни и одеяла смяты в кучу и сброшены на пол, зеркало треснуто, письменный стол в углу завален скомканными листами бумаги, а в толстом слое пыли чистый прямоугольник, где, по-видимому, когда-то стоял ноутбук. Ящики комодов выдвинуты, содержимое из них вывалено. В кладовке по-прежнему горит свет, вся одежда сорвана с плечиков, а сами плечики валяются на полу и на кровати.

Спрятанный под кроватью маленький сейф, отпирающийся отпечатком пальца, вытащен на середину комнаты. Дверца распахнута, внутри ничего не осталось.

«Он ушел».

Лишил Мэдди возможности встретиться с ним. Его здесь нет. Джед собрал вещи – поспешно, кое-как – и покинул дом.

– Твою мать! – бросила Мэдди паукам и сороконожкам.

Как давно Джед ушел отсюда?

Быть может, они разминулись только что?

Твою мать, твою мать, твою мать!

* * *

Спустившись вниз, Мэдди обнаружила закрытую пустую коробку из-под пиццы. И сверху два предмета: ручка и беспроводной телефон.

Мэдди была уверена в том, что в настоящее время все звонят исключительно по сотовому. Они с Нейтом даже не потрудились провести в свой дом телефонную линию. Однако Джед старше. Пожилые люди предпочитают пользоваться городским телефоном. Из чего следовало, что Джед мог позвонить с него перед тем, как уйти из дома.

Позвонить кому?

Включив телефон, Мэдди набрала «*69», не зная точно, есть ли вообще теперь эта функция звонка на последний набранный номер…

Не получилось. Не потому, что функции не оказалось, просто телефон не работал. Аккумулятор полностью разрядился.

Мэдди бросила телефон на стол. Времени заряжать не было. Следовало ожидать, что скоро сюда нагрянет полиция. И если ее застанут здесь…

«Мэдди, нужно побыстрее сматываться отсюда».

Ручка. Шариковая, с кнопкой.

Мэдди провела пальцем по поверхности коробки из-под пиццы. И нашла что-то вроде шрифта Брайля наоборот: углубления. От написанного текста.

Цифры.

Лихорадочно оглядевшись по сторонам, Мэдди обнаружила подколотый к коробке чек. Оторвав, она прижала его к углублениям.

Резкими движениями закрашивая бумагу ручкой, обнаружила номер телефона.

Сунув чек в карман, Мэдди выскочила за дверь и поспешила домой.

Мэдди выехала на шоссе, не отдавая себе отчета в этом. Словно падала, не имея возможности остановиться.

Через час Мэдди добралась до автострады I-80, рассекавшей Пенсильванию пополам подобно трещине в стене подвала. Прежде чем повернуть на запад, заехала на стоянку перед «Макдоналдсом», откуда отправила сообщение сыну:

«Олли, мне нужно отъехать».

Она подождала, глядя на экран телефона. Ничего.

Затем: три точки.

Всплыл ответ: «хорошо».

Совсем не в духе Оливера. Очень кратко. Слишком кратко. Мэдди понимала, что мальчик болезненно переживал исчезновение отца, и лишь сейчас она увидела, что не обращала внимания на него и на его боль. Как и сын, она чувствовала себя потерянной, но не делилась с ним своей болью, не показывала ему, что он не одинок, не предлагала помочь ей найти отца. Твою мать!

Мэдди отправила новое сообщение: «Все в порядке?»

Он: «да просто занят».

Она: «Послушай, Олли, прости, что не была рядом. Целиком ушла в поиски отца. Когда вернусь, стану лучше».

Время шло. Тридцать секунд, минута, пять минут.

Вот что испытывают подростки, когда друзья, подруги или кто там еще не отвечают им без промедления, да? Такой вот прилив тревоги и нетерпения? У Мэдди возникло чисто материнское чувство: «Господи, все эти гаджеты – сплошная погибель!», но затем она вспомнила, как сама, будучи еще школьницей, сидела, уставившись на домашний телефон, ожидая, когда позвонит какой-нибудь мальчик или подруга. Быть может, в этом проявляется истинная суть человеческого общения.

«Мы нуждаемся друг в друге сильнее, чем думаем».

Застонав, Мэдди приготовилась набрать новое сообщение, призывая Оливера ответить, но тут на экране снова появились три точки…

Он: «все в порядке я же сказал занят».

Он: «увидимся когда вернешься».

Мэдди отправила ему сердечко.

Оливер ничего не ответил.

Твою мать, твою мать, твою мать!