Она взяла его под руку, и они направились к монастырским воротам, за которыми жил своей размеренной жизнью маленький город Мильштатт. На стоянке гостиницы «Форель» они расстались.

Машина Риты скрылась за живой изгородью, отделяющей территорию отеля от дороги, а Антон остался стоять на месте. Совсем один. Пока к нему не подошел огромный черный кот, скорее всего, хозяин здешней территории. Обнюхав Антона, кот уселся рядом. Антон погладил кота, встал и, отыскав на стоянке свою машину, сел в нее и включил радио. Порывшись в «бардачке», достал привезенный из России диск Визбора. Над притихшим городом зазвучали добрые стихи о чистых и наивных порывах…

Через час Антон сидел на балконе своего номера, укутанный в одеяло. Рядом на столике стояла неначатая бутылка бурбона Makers Mark. Антон купил ее в гостиничном баре, вспомнив, что когда-то, много лет назад, во время командировки в Америку, в городе Луиспорт, этот напиток поразил его своей эффективностью и отсутствием неприятных утренних последствий.

Но вот уже полчаса Антон не мог решиться открыть бутылку. Напиться и забыть обо всем — слишком стандартное решение, зато в большинстве случаев беспроигрышное.

Антон услышал, как что-то тяжелое плюхнулось в озеро, и вскоре до его слуха донеслись всплески воды, словно кто-то решил поплавать в озере, вот-вот готовом превратиться в каток. Антон подошел к краю балкона и увидел, как из воды вышел подтянутый пожилой джентльмен, обмотал себя полотенцем и резво засеменил по каменной дорожке к отелю.

«В сауну побежал,— подумал Антон.— А что если пойти попариться да искупаться в озере?»

Эта идея показалась ему более продуктивной, чем выпивка в одиночестве. Быстро собравшись, Антон уже через пять минут входил в помещение местного спа-центра. Здесь пахло благовониями, звучали успокаивающие этнические мелодии.

Антон сбросил халат и залез под душ. В сауне, поддав воды на камни и забравшись на верхнюю полку, он решил выйти отсюда только когда организм решительно попросится пробежать стометровку до спуска в ледяную воду озера Мильштатт.

Антон видел, как в соседнюю сауну вошли три совершенно голые женщины. Несмотря на почтенный возраст, держались они очень бодро. Минуту спустя какой-то господин заглянул в парилку, где нежился Антон, но тут же принял решение последовать за женщинами. Скорее всего, его спугнули плавки Антона, который не мог привыкнуть к тому, что в германских и австрийских банях принято париться нагишом.

А между тем, в соседнем помещении наблюдался бесспорный аншлаг. За молодой парочкой туда же последовал низенький дедуля в длинных черных трусах. Через секунду дедушка пулей вылетел из парилки, решительным движением скинул с себя трусы, повесил их на вешалку рядом с халатом Антона и вернулся в парилку.

Наблюдая диковинную картину, Антон подумал, что сейчас очень не хватает друзей. С другой стороны, ему иногда нравилось оставаться одному наедине со своими мыслями, чувствами и привычками.

Вернувшись в номер, Антон открыл бутылку бурбона, налил полстакана и, поставив его на столик перед кроватью, включил телевизор.

Дождь на улице давно прекратился. Появились звезды, по озеру пролегла лунная дорога. Антон спал. В недопитом стакане с бурбоном растаял лед.

Где-то около часу ночи в дверь номера постучали. На пороге номера стояла Рита.

— Gruss Gott. Какой же у тебя домашний вид и волосы растрепанные!— сказала она, улыбаясь.

…Они лежали обнявшись и смотрели на уходящую луну.

— Знаешь, о чем я думаю?— подал голос Антон.

— О чем?

— Эта земля намного ближе к раю, чем все другие края, где я был.

— А знаешь, о чем я думаю?

— Говори.

— О том, что эта комната намного ближе к раю, чем все земли, в которых я побывала.

За окном уже совсем рассвело, Рита приподнялась на локте и, глядя Антону в глаза, прошептала:

— Ты обещал мне почитать что-нибудь по-русски.

— Я знал, что ты вернешься…

— А я тебя попросила мне почитать, разве нет?

— Я помню, подожди, дай немного подумать…

— Хорошо, только недолго, пожалуйста.

— Ты спешишь? Она молчала.

— Вернулась, чтобы снова уйти? Говори как есть, я пойму.

— Мне действительно пора уходить…

— И что так скоро?

— Мне надо, Антон.

— Стоило возвращаться?

—Я вернулась к мечте, которой не сбыться. Не могла не вернуться. Ты ведь ждал меня, верно?

— Да, я ждал тебя.

Пять, десять, пятнадцать минут… А может быть, и все полчаса комната звенела тишиной. И даже природа за окном за это время не издала ни единого звука. Рита поднялась с кровати, прошлась по комнате, нашла свой халат и, набросив его, села в кресло.

—Антон, дорогой Антон… ты не понимаешь. У меня очень непростая работа. И чем дальше я буду запутываться в эти отношения, тем трудней мне будет сохранять их в тайне. Надо понимать, что, встречаясь с тобой, с человеком, за которым мне поручено следить, я подвергаю опасности свою карьеру.

— Карьеру? Рита, как ты можешь говорить о карьере, когда речь идет об отношениях между людьми? Впрочем… извини, я забыл… Ты же не русская, ты ведь немка, трезвый расчет и все такое… Это я, как говорится, в омут с головой,— добавил он по-русски.

Рита подошла к Антону. Тот сидел на краешке кровати, разглядывая бокал с бурбоном.

— Антон, пойми меня, пожалуйста, я тебя очень прошу,— глаза Риты кричали и молили его понять то, что понять он был не в силах.— Еще немного, и я действительно в тебя влюблюсь! Что будем делать? Ты же взрослый человек…

— Рита, милая, ты так практична… Это, должно быть, очень тяжело. Давай оставим этот разговор. Я все понял.

Она как-то непривычно строго взглянула на Антона.

— Но, подожди минуту. Ты же старше и должен лучше меня осознавать, что о будущем надо думать сразу, чтобы сходу исключить возможные проблемы…

— Рита, послушай меня,— Антон встал и подошел к окну.— Это чересчур прагматичный подход. В нем нет и не может быть чувств. Ты хотела ехать? Я провожу. Я тебя не понимаю, но это мои проблемы.

Рита кивнула. Пока она одевалась, Антон, не отрываясь, смотрел на горы и озеро, которые вдруг перестали радовать взор, потом взял бокал, наполнил его почти до краев и повернулся к Рите:

— Постой. Ты хотела, чтобы я тебе почитал по-русски. Ты все еще этого хочешь?

— Да,— Рита опять опустилась в кресло,— конечно…

Антон сел на краешек кровати, сделал глоток и, глядя ей в глаза, продекламировал «с выражением»:

Какая ночь! Я не могу…

Не спится мне. Такая лунность!

Еще как будто берегу