Он хмыкает, окончательно приходит в норму и переходит на нравоучительный, сердитый тон:

– Какого черта ты возомнила себя профи и гоняешься по улицам на тачке моего брата, а?!

– Я просто уехала.

– Просто?! Да на такой скорости можно разбиться в лепешку! О чем ты только думала?

– Извини… – виновато бормочу я.

Блин, я и впрямь больная. Кругом светофоры, пешеходы… очень безбашенный поступок.

– Никогда больше так не поступай, поняла? – Он берет меня за подбородок, заставляя посмотреть в глаза.

Я молчу, в горле привычный ком.

– Ты поняла меня, малышка? – чуть мягче повторяет Роберт, и тут меня прорывает.

Почувствовав себя жалкой, никому не нужной и потерянной, я кидаюсь к нему на шею и начинаю рыдать.

Он ахает и прижимает меня к себе.

– Эй, ты чего? Все хорошо… все хорошо, детка.

– Нет, – мычу я, – все плохо, плохо!

Роберт запускает пальцы в мою растрепанную шевелюру и целует в макушку.

– Успокойся, прошу тебя. – Он гладит меня по спине. – Ш-ш-ш, все хорошо. Я с тобой.

Нашу драматичную сцену прерывает визг тормозов.

Мы одновременно поворачиваем шеи и видим, как из задней двери «Мерседеса» вылезает Майк.

– Между прочим, это угон, кузина!

– Прости, я больше так не буду, – искренне извиняюсь я, и братья начинают смеяться.

Вот гады!

– Ладно, так и быть. Я не подам в полицию, но штрафы, которые наверняка зафиксировали камеры, оплатит этот тип. – Он тычет пальцем в Роберта.

– Оплачу, оплачу. Только вали отсюда.

– Хамло. – фыркает Майк. – С этой минуты между нами исключительно деловые отношения, бро.

Роберт безразлично отмахивается.

– И с тобой тоже, хулиганка-угонщица, – грозит он мне.

Я смеюсь.

Как это ни странно, но появление Майка разрядило атмосферу, добавив в мой мрачный вечер кляксу веселья.

Водитель отгоняет «Мерседес», Майк запрыгивает в свою пижонскую карету и уезжает вслед за ним.

– Поехали, пока нас и впрямь не оштрафовали, – говорит Роберт.

Мы садимся в машину и пристегиваемся.

«А если бы я действительно разбилась?» – в ужасе воображаю я. По телу проносится стая трусливых мурашек. Б-р-р, не хочу об этом думать.

Роберт заводит двигатель, я поворачиваю голову и рассматриваю его профиль. Он выглядит таким измученным, будто пережил настоящий апокалипсис. Еще этот приступ…

– Ты в порядке? – заботливо интересуюсь я.

– В порядке! – гаркает он. Ну и псих! – Не велико дело астмой болеть.

– Я просто беспокоюсь…

– Лучше бы о себе побеспокоилась, – фыркает он, – ведешь себя отвратительно.

Да кто он такой, чтобы выговаривать мне?

– Почему ты отчитываешь меня? Мне уже восемнадцать!

– А мне… – он бросает взгляд на приборную панель, – пару часов назад исполнилось двадцать девять. Есть смысл спорить?

Наши глаза встречаются. В моих досада, в его – непоколебимость. Смысла спорить, конечно, нет.

– Я не хочу в Сохо, – перескакиваю на другую тему, – не хочу, чтобы мать заявилась туда.

– Значит, поедешь ко мне.

Я краснею. К нему?

– Ты уверен? Мать знает про… они обе знают.

– Кто бы сомневался! – Он ни капельки не удивлен. – Ты совсем не умеешь врать, детка. Совсем.

Я вздыхаю.

Что верно, то верно. Но разве это моя вина?

К тому же неумение врать нельзя отнести к плохим качествам. Скорее, наоборот.

Я задумчиво смотрю в окно на ночной Манхэттен, краем уха улавливая медленную, грустную мелодию.

* * *

Через восемь минут мы уже стоим в его пентхаусе.

Только я и он.

– Ты голодна?

– Нет. А где твоя прислуга?

– Работает с десяти до пяти. Я не люблю делить площадь с посторонними.

Он закрывает входную дверь, выкладывает из карманов бумажник, айфон и ингалятор. Я по-прежнему переживаю за его здоровье, но ничего не говорю, иначе он рассердится. Прохожу в гостиную с огромными окнами и наслаждаюсь видом.

– Ты хорошо выглядишь, – подмечает он вдруг.

– Спасибо. – Я застенчиво улыбаюсь.

– Хотел раньше сказать, но потом не до того было, – ворчливо добавляет Роберт, вынуждая меня закатить глаза.

– Может, хватит? Я уже сто раз извинилась!

– Просто поверить не могу, что ты села за руль шестицилиндровой тачки и неслась со скоростью 200 км/ч, не имея никакого опыта вождения. – Он болезненно жмурится.

– Я знаю, что сглупила. Сама потом испугалась… Прости, хорошо?

– Кэтрин… – нравоучительно начинает он, и тут раздается спасительный звонок.

Чертыхнувшись, Роберт прикладывает трубку к уху.

– Да, мам…

У меня сердце останавливается.

– Прости, мне пришлось уехать… извинись перед всеми и поблагодари за меня… да… – Он поднимает глаза к небу. – Она со мной, не беспокойся.

О нет. Они ищут меня.

– Я не хочу это обсуждать… спокойной ночи.

Роберт бесцеремонно нажимает на сброс и швыряет телефон возле стереосистемы.

– Ненавижу вечеринки, особенно в мою честь. – Он снимает часы. – Но она постоянно устраивает для меня эти дурацкие сюрпризы. – И расстегивает пуговицы на манжетах.

Я сглатываю.

Если он снимет рубашку, я взорвусь от возбуждения.

– Тетя, кажется, в восторге от приемов, – отвлеченно бормочу я.

– О, да! – Он смеется. – Когда я жил с ними, меня это ужасно раздражало. Каждый вечер какие-то приемы, посиделки. Скука смертная.

Представляю себе маленького Робби и невольно улыбаюсь. Наверно, он был милашкой.

– У нас, наоборот, никогда не бывало гостей, – уныло признаюсь я, – и тоже скука смертная.

– Что ж, у нас много общего, – весело заключает Роберт, окинув меня беглым взглядом. – Ладно, раз уж у меня день рождения, угощу тебя… чего бы ты хотела выпить?

– Хм, поскольку, мне нет двадцати одного, то любое спиртное под запретом. – Я ухмыляюсь.

Эддингтон хихикает и шутливо грозит мне пальчиком.

– Не могу не согласиться! Но мы ведь никому не скажем? – Он заламывает бровь, на лице хитрое выражение.

Роберт ретируется на кухню, я делаю глубокий вдох, пытаясь унять внутреннее волнение. Черт, я нервничаю. Потому что мы одни, потому что он умопомрачительно красив и сексуален, а я ужасно хочу секса. Кажется, я все время хочу секса, когда он рядом. В такие моменты мое тело превращается в оголенные провода под очень высоким напряжением.