– Да не о чем тут разговаривать! – вспыхиваю я, резко подскочив с дивана.

– Кэти.

– Кто наплел тебе эту чушь? Тетя? Это сплетни! – От возмущения у меня ноздри раздуваются.

Расхаживаю туда-сюда, всячески избегая ее взгляда.

– Дело не в сплетнях… вы спали?

О боже. Со свистом втягиваю воздух и густо краснею.

– Ты… ты совсем, что ли? Мама!

– Кэти, он не для тебя, – не взирая на мои протесты, настаивает она. – Он разобьет тебе сердце.

Я опускаю глаза, провожу пальцем по гладкому письменному столу и думаю, что с предостережениями она припозднилась.

– Дочка, поделись со мной.

– Зачем? – Я с трудом сдерживаю слезы. – Ты обвиняешь меня непонятно в чем, и вообще…

Мама замолкает, и проходит целая вечность, прежде чем она заговаривает вновь:

– Ты права. С какой стати я жду от тебя откровений, если сама все время лгу…

– О чем ты?

– Кэти, ты не должна ненавидеть отца.

Опять двадцать пять!

– Не начинай снова, мам! Он поступил с нами как козел, и ты еще защищаешь его? – На меня накатывает безудержный гнев. – И берешься судить, кто для меня, а кто нет, когда сама связалась черт знает с кем! А ведь отец всегда был таким положительным!

– Он и остался положительным. – Она прерывает мою пламенную речь.

– Мам, что ты говоришь?

– Это я изменила ему, Кэтрин.

Отшатываюсь, как от пощечины.

– Что?

– Да, – повторяет она. – Это я завела роман на стороне, а через полгода, когда наши отношения уже было не спасти, он повстречал Кэролайн, и мы решили развестись.

Нет, я не верю, не верю.

Понурив плечи, я стою и смотрю на свою мать, на своего единственного друга, который в одночасье оказался… предателем. Как такое возможно?

– Прости меня. Я так боялась разочаровать тебя, что Билл решил взять всю вину на себя. Ты даже не представляешь, каково мне было, что из-за моей подлости ты прогоняешь родного отца.

– Ты не могла, – задыхаясь от боли, сдавившей грудную клетку, шепчу я. – Мам, скажи, что ты шутишь.

– Нет, милая, нет.

Нет? НЕТ? К горлу подкатывает тошнота, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не сплюнуть. Как же мерзко… мама.

– Все это время я считала его врагом, игнорировала его звонки, ненавидела… вычеркнула его из своей жизни, а он, оказывается, всего-навсего спасал твою шкуру?

– Прости.

– Не проси прощения! – прикрикиваю на нее я. – Я ненавижу тебя! И никогда больше не подходи ко мне!

– Кэтрин…

– Слышишь?! Никогда! – Выскочив из кабинета, я со всей силы хлопаю дверью и убегаю из дома.

На парковке мне становится совсем худо.

Хочется исчезнуть и никогда больше не видеть свою непутевую мамашу и ее сестру-сообщницу.

Между рядами поблескивает знакомая тачка синего цвета. «Порше» Майка.

Сбросив на ходу туфли, подкрадываюсь к автомобилю и с радостью обнаруживаю ключи в замке зажигания.

Времени на раздумья нет. Я ныряю в салон и быстро завожу двигатель.

«Это я изменила ему, Кэтрин»…

Сжав челюсти, перевожу коробку передач в D, давлю на газ, и «Порше» дергается с места, отбросив меня назад.

Вот это скорость!

– Кэтрин! – сбоку появляется Роберт.

Взволнованный и безумно сексуальный, он с ужасом наблюдает, как я неумело съезжаю с крыльца и выезжаю на дорогу.

Мчусь вдоль Ист-Ривер, стараясь сосредоточиться на вождении, но разговор с матерью беспрерывно прокручивается у меня в голове, и я со злостью бью по рулю.

Почему… за что, мам?

Позади раздается гулкий протяжный сигнал. Бросаю взгляд в зеркало заднего вида – кто-то висит у меня на хвосте.

Неужели…?

Не дождавшись моей реакции, автомобиль мастерски обгоняет меня и равняется с «Порше».

– Остановись, мать твою! – орет из окна «очень-злой-Эддингтон».

Ага, разбежалась!

Показываю ему средний палец и прибавляю газу – машина с визгом вырывается вперед.

Вау!

Смотрю на спидометр: 130… 140… 150… 160… Ну и ракета!

Пейзаж за окном сливается воедино, превращаясь в расплывчатое, мутное пятно, держу руль крепче и проскакиваю на красный свет.

Роберт не отстает.

– Немедленно остановись, слышишь?! – Мы мчимся бок о бок. – Кэтрин!

А это весело. Гораздо веселее обмана родителей, лживых уловок тетки и постоянных разлук с любовником. Поиграем, красавчик?

Придавливаю педаль к полу, машина ревет как бешенная, и сквозь свист ветра слышу свое имя:

– Кэтрин!

Иди в ад…

– Остановись, слышишь?!

Ха-ха!

– Прошу тебя!

Что?

– Прошу, пожалуйста! – надрывно повторяет он.

Внезапно я прихожу в себя, словно кто-то взял меня за шкирку и хорошенечко встряхнул. В его голосе столько мольбы и отчаяния, что я сразу же сбавляю скорость и пристраиваюсь к бордюру.

Трясущимися руками глушу мотор, затем открываю дверцу и ставлю босые ступни на теплый асфальт. Меня шатает.

Роберт паркуется следом, выскакивает из машины и бросается ко мне, как угорелый. Обнимает меня, крепко-крепко. Чересчур крепко.

Вот дела… что с ним такое?

– Слава богу… – шепчет он, приглаживая мои волосы, – слава богу…

Разорвав объятия, он хватает меня за плечи, набирает в легкие побольше воздуха, но вместо слов получается шумный выдох.

– Черт… – Убрав от меня руки, он опирается ладонями на капот. Его дыхание частое, свистящее, и он бледный, как полотно.

– Что с тобой?

– Сейчас… – Он достает из пиджака маленький белый баллончик, обхватывает его губами, и несколько раз нажимает на крышку.

О боже мой. У него астма?

Почему же я никогда не замечала у него ингалятора?

Постепенно лицо Роберта розовеет, дыхание выравнивается. Он прячет баллончик обратно в карман и выпрямляется.

– Это чертовски неловко, но я астматик, – озвучивает он очевидный факт.

– Я не знала…

– Не очень сексуально, правда? – Он выдавливает из себя смущенную улыбку и выглядит таким… уязвимым.

– Мне все равно, – говорю я.