— Она никуда не пойдет.

— Тогда, боюсь, для вас обеих это добром не кончится.

— Ты о чем?

Она игнорирует мой вопрос.

— Правила такие: Кейти следует своим привычным маршрутом на работу, и если она доберется до ресторана без каких-либо… скажем так… помех, то я отпущу вас обеих. А если нет… вы обе проиграете.

— Безумие какое-то, — говорит Кейти.

— Брось, Кейти, как будто ты упустишь возможность оказаться в центре общего внимания, — ухмыляется Мелисса.

— Это еще что значит?

— Это твой шанс стать звездой представления. Мы все знаем, что ты несчастна, если не привлекаешь к себе внимания. И тебе плевать, что Джастину тоже хотелось бы получить шанс на признание. Или кому-то из твоих друзей. Речь всегда должна идти о тебе, верно? Яблочко от яблоньки, как говорится…

Я потрясена ненавистью в ее голосе. Кейти плачет, на ее лице — то же ошеломление, что и у меня.

— Итак, вот такая игра, — продолжает Мелисса. — Готовы сыграть? Или сразу перейдем к тому моменту, когда вы обе проигрываете? — Она дотрагивается кончиком пальца до ножа, проводит лезвием по ногтю, и острие оставляет след на ярко-красном лаке.

— Ты не воспользуешься моей дочерью как приманкой для каких-то извращенцев. Только через мой труп!

Мелисса пожимает плечами.

— Как скажешь. — Встав, она направляется ко мне, выставив перед собой нож.

— Нет! — Кейти цепляется за меня, слезы градом катятся по ее щекам. — Я это сделаю, я пойду… Я не позволю ей навредить тебе!

— Кейти, я не разрешаю тебе идти. Ты можешь пострадать.

— Если я не пойду, мы обе погибнем, неужели ты не понимаешь? Она сумасшедшая!

Я смотрю на Мелиссу. Ей нет дела до обвинений Кейти. На ее лице — ни следа волнения или гнева, и от этого становится еще страшнее. Она зарежет меня, вдруг понимаю я, и глазом не моргнет. Я все еще не могу смириться с мыслью, что женщина, которую я считала подругой, женщина, которую я так хорошо знала, внезапно оказалась совершенно другим человеком. Человеком, который меня ненавидит. Настолько ненавидит за способность иметь детей, что готова навредить и мне, и моей дочери.

Кейти сжимает мое плечо:

— Я справлюсь, мам. В метро сейчас полно людей, они будут повсюду, никто не осмелится причинить мне вред.

— Но, Кейти, на других женщин нападали! Их убивали! Насиловали! Ты не можешь пойти.

Уже произнося эти слова, я думаю, что же еще можно поделать. Если Кейти останется здесь, что с ней будет? Я не сомневаюсь, что Мелисса убьет меня, но я не позволю ей убить Кейти.

— Другие женщины не знали, что за ними следят. А я знаю. У меня есть преимущество. И я знаю этот маршрут. Я пойму, если кто-то будет идти за мной.

— Нет, Кейти…

— Я справлюсь. Я хочу попробовать.

Она уже не плачет, на ее лице — знакомая решимость. У меня перехватывает дыхание. Она думает, что спасает меня. Кейти и правда верит, что может выиграть: может доехать на работу и не попасться ни в чью ловушку. Верит, что если она победит, то Мелисса меня отпустит.

Она ошибается. Мелисса ни за что меня не отпустит. Но пока Кейти будет пытаться спасти меня, я попытаюсь спасти ее. Снаружи у нее есть шанс сбежать. Если она останется здесь, то погибнет.

— Ну хорошо. — Эти слова кажутся мне предательством.

Кейти встает и, с вызовом выставив подбородок, поворачивается к Мелиссе. На мгновение я вспоминаю ее персонаж в пьесе — девушку, утаивавшую свою подлинную личность и пытавшуюся укрыться за умными словами. Если Кейти и страшно сейчас, она этого не показывает.

— Что я должна сделать?

— Добраться до работы. Что может быть проще? Тебе нужно выйти… — Мелисса сверяется с часами на экране компьютера, — через пять минут. Ты проследуешь своим обычным маршрутом до ресторана. Отдашь мне свой телефон. Не станешь нигде задерживаться или менять маршрут. И не натворишь никаких глупостей — например, не станешь звать на помощь или пытаться поговорить с полицией.

Кейти вручает ей мобильный. Мелисса подходит к столу и нажимает пару клавиш на клавиатуре. На экране возникает уже знакомая картинка с камер наблюдения: вход на станцию «Кристал Пэлас». Слева от входа в метро — парковка такси, рядом — граффити на стене, оно было там все время, что мы живем здесь. На экране какая-то женщина торопливо идет к станции.

— Отклонишься от маршрута — и я пойму. Не надо быть гением, чтобы догадаться, что случится тогда с твоей матерью.

Кейти прикусывает губу.

— Ты не обязана этого делать, — мягко говорю я.

Она приглаживает волосы.

— Ничего. Я не допущу, чтобы со мной что-то случилось, мам. Или с тобой.

В ее глазах — мрачная решимость, но я слишком хорошо знаю свою дочь и понимаю, что она только пытается казаться уверенной. Играет роль. Вот только это не пьеса. И не игра, как бы Мелисса это ни называла. Что бы ни произошло, кто-то пострадает.

— Пора идти, — говорит Мелисса.

Я крепко обнимаю Кейти, прижимаю к себе.

— Будь осторожна. — Наверное, я тысячи раз произносила эту фразу с тех пор, как стала матерью, и всякий раз имела в виду что-то другое.

«Будь осторожна». — Кейти едва исполнилось десять месяцев, и она ползала по комнате, натыкаясь на мебель. Тогда я имела в виду: «Смотри, там ваза, не разбей ее».

«Будь осторожна». — Кейти научилась ездить на велосипеде. Тогда я имела в виду: «Не попади под машину».

«Будь осторожна». — У Кейти появился первый в жизни парень, их отношения показались мне достаточно серьезными. Тогда я имела в виду: «Не дай ему разбить тебе сердце. И не забеременей».

«Будь осторожна», — говорю я сейчас. «Не позволь им поймать тебя. Оставайся начеку. Опереди их. Беги быстрее» — вот что я имею в виду.

— Буду. Я люблю тебя, мам.

«Притворись, что это обычный день, — говорю я себе, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. — Притворись, что она просто едет на работу, а потом вернется домой и мы включим телевизор, посмотрим серию «Отчаянных домохозяек», полакомимся пиццей. Притворись, что сейчас ты видишь ее не в последний раз». Я уже рыдаю, как и Кейти: ее бравады оказалось недостаточно, она не выстояла под напором чувств. Я хочу попросить ее присмотреть за Джастином, когда меня не станет, убедиться, что Мэтт поддерживает сына, не позволяет ему слететь с катушек. Но если я скажу что-то подобное, то признáю: меня уже не будет, когда Кейти вернется. Если она вернется. А я не хочу, чтобы моя малышка думала об этом.

— Я тоже тебя люблю.

Я обращаю внимание на все в моей дочери: запах ее волос, блеск для губ в уголке рта. Я пытаюсь запечатлеть ее образ в памяти, и тогда, что бы ни случилось в течение следующего часа, я буду уверена, что смогу в мельчайших подробностях вспомнить ее лицо перед смертью.