Хозяин шатра встал и наградил сначала сына подзатыльником за переполох, а затем пнул Лу, демонстрируя, как именно следует наказывать будущего раба, не портя его красоту. Семья кочевника зашевелилась, захныкала детскими голосами, Харита вышла и зашуршала снаружи. Потянуло дымом. Небо на востоке лишь слегка порозовело, а стойбище уже просыпалось.

— Зараза! Злобная сволочь, — бурчал Красавчик, для полноты картины добавляя к определениям аквилейские ругательства.

Моран подумала было, что он клянет Кавира, но Красавчик смотрел на нее:

— Я во сне за себя не отвечаю: ну, пригрелся на тепленьком. Любому в этой людской куче было бы приятно, кроме тебя! Молчишь? Давай, молчи, моя пери! Будь проклят тот день, когда я тебя из воды выудил!

— Проклинай тот день, когда ты меня связал! — не выдержала Амаранта, заговаривая с Красавчиком первый раз за последние сутки.

— Да, я ошибся! Я поставил не на того бойца в драке и проиграл!

— Вот так это называется?!

— Тебя я знал меньше, чем харматанскую мразь, и я не ожидал, что Ясур на родину подастся! Думал, ты с ним ради денег ляжешь, а меня — побоку — вот что я думал!

— Ты бы так и поступил!

— Конечно!

В ответ на отвращение, написанное на лице «пери», щеки Лу слегка порозовели.

— Я защищался, звезда моя. Решил, что ты для меня опаснее, чем харматанец. Надо было сделать все в точности до наоборот — договориться с тобой. Сейчас возвращались бы в Эстарис вместе.

Амаранта отвернулась.

— Она еще у меня, — загадочно сообщил Лу, — твоя трубка. В потайном кармашке. Я верну. Я буду помогать нам обоим. Я уже стараюсь. Ты заметила, моя пери? Тебе красный цвет очень идет.

Моран посмотрела на свое платье — и, правда, оно было глубокого охристо-красного оттенка, а не черное, как ей показалось ночью. Мешковатое, короткое, едва прикрывающее колени, но прохладное, приятное к телу. Чистое. Невероятно плотная материя напоминала тонкую замшу хорошей выделки. Только харматанцы умеют так ткать!

Все женщины кочевников были одеты примерно одинаково, их наряды отличались лишь наличием или отсутствием украшений из кожи и меди, а также степенью откровенности: молодые харматанки не считали зазорным ходить по стоянке практически обнаженными, настолько глубокими были вырезы и так широко распахивались отлетные полотнища юбок. Белья не носил никто.

Пленники сидели у входа в шатер, наблюдая, как женщины стойбища снимают с кустов выстиранную одежду, высохшую за ночь, переливают воду в походные бурдюки и суетятся. Семья Фарсида наскоро поела горячими лепешками, запивая их белой жидкостью, похожей на молоко. Моран и Лу получили свою порцию после всех, как и вчера. Харита сунула пленнице в руки небольшой сосуд и принялась сворачивать барахло из палатки.

Амаранта отдернулась от питья с кислым запахом, уколовшем обоняние, как иголками, и ела всухомятку. Красавчик был менее привередлив.

— Дай мне, моя пери, — нелюдь отведал напиток и оценил по-достоинству, — это вкусно! Только не вдыхай.

Пить хотелось, и Моран попробовала. Ничего, съедобно. Покалывает язык, освежает и немного ударяет в голову.

— Сдается мне, это — забродившее кобылье молоко, — изрек Лу, — а ты что любишь? Эльфы хлещут всяческие травы, но меня от них тошнит. Нет ничего лучше сладкого аквилейского вина!

Готовясь в путь, харматанцы-мужчины сворачивали шатры. К месту сборов подтащили широкие низкие волокуши с полозьями вместо колес. Они не вязли в песках и не опрокидывались от ветра, но и не имели крыши. Забирали все: хозяйственный скарб, шкуры, колья — в пустыне деревьев нет, поэтому крепкие палки послужат для множества стоянок. В запряженные парой лошадей повозки залезли немногочисленные старики и совсем маленькие дети, остальным кочевникам предстояло передвигаться пешком или верхом. Красавчику принесли обувь и приковали цепь к волокуше Фарсида. Насчет Амаранты у кочевника были другие планы — к ней подвели каурую кобылу.

— Тебе! — объяснил Фарсид одним словом.

Моран с сомнением посмотрела на узкий подол своей новой одежды. Фарсид достал нож, и, подрезав снизу края, с треском разорвал ткань платья с обеих сторон почти до бедер.

— Давай! — приказал он.

Седло по-харматански… Кусок кожи с одной передней лукой и без стремян, закрепленный ремнями. Амаранта никогда не ездила на таком. «У меня вообще, получится?» — подумала она и легко запрыгнула на спину лошади. Моран смутило странное и, одновременно, чувственное ощущение от соприкосновения внутренней поверхности бедер с теплой шкурой животного и мягкой замшей седла. Зато уздечка и поводья — привычные, а управлять лошадью можно коленями и без стремян.

Харматанец пристроил позади Моран свернутый кусок одного из полотнищ шатра, и с опорой для поясницы ей стало еще удобнее. Фарсид вскочил на свою лошадь, пристегнув цепочку пленницы к седлу, дал сигнал, выкрикнув нечто про Харму, и кочевники двинулись в путь. Цепь вынуждала Амаранту держаться к харматанцу одним и тем же боком и двигаться в едином ритме; вздумай она рвануть наутек или зазеваться — тут же окажется на земле.

— Невинность не потеряй, — насмешливо напутствовал Красавчик, следуя пешком с остальным обозом.

* * *

Мужчины на лошадях составляли авангард шествия, но женщины верхом не ездили. Амаранта гадала, почему Фарсид сделал для нее исключение: возможно, тому были виной слова Красавчика о мифическом клане воительниц или кочевник сам определил, что девушка — опытная наездница. Обоз растянулся в длину, отдельные всадники иногда отрывались от своих товарищей и мчались вскачь в пустыню, высматривая известные им одним ориентиры. Остальные ехали ровно и не слишком быстро.

В мутном небе размытым пятном плавало солнце, ветер уснул и не шевелился, а нагретый воздух давил сверху, как тяжелая невидимая плита. Моран сначала оборачивалась, высматривая позади зеленую полосу Эрендола, но страна эльфов окончательно скрылась из вида. Куда не кинь взгляд, вокруг нее простиралась пустыня с редкими островками чахлой растительности.

— Плохая погода, — сказал Фарсид по-эймарски.

«Я считала, в Харматане жарче. Если пасмурное небо — это плохо, то что же „хорошо“ в понимании харматанцев?» — думала Амаранта, — «и как отсюда сбежать?» Логика подсказывала, что в сложившейся ситуации — никак. К обеду у Моран разболелась голова, а на тело навалилась усталость. Но дело было не только в непривычной посадке в седле без упора для ног, а в самой пустыне. Она высасывала силы, угнетала невидимой угрозой, мучила жаждой. Амаранта еле дождалась остановки и соскользнула на землю, но, вернувшись из ближайших кустов, обнаружила, что стоянки не предвидится: спешно распаковав припасы, женщины оделяли конных едой и тут же завязывали мешки. Она также получила кусок копченного мяса, завернутый в пресную лепешку. Есть предстояло на ходу.

«Лошадей полно, но скота нет. Откуда у них мясо? Откуда шкуры других животных?» Моран откусывала пропахший дымом кусок, запивая водой из мягкой фляжки, которую ей передавал Фарсид. «Я попала в мир, о котором ничего не знаю. Да и в прошлом меня Харматан не интересовал: он слишком далек от Архоны, лежит за лесным щитом Эрендола, как мираж. Но южная страна — реальна, вот она, вокруг!»