Змей замолкает, с ненавистью глядя вперед. Не знаю, как не споткнулся от этого взгляда идущий впереди пассажир.

Эрик. Полчаса назад — раскаленный, взбудораженный, неостановимый, сейчас — будто мертвый, холодный, отдергивающий от меня руки, как только я пытаюсь к нему прикоснуться.

— Эрик, ты можешь хотя бы на меня посмотреть?

— Нет, — устало отрезает он, даже не косясь в мою сторону, — не хочу. Я слишком хорошо представляю, что будет уже сегодня вечером. Точнее — с кем будешь ты. Сейчас мы выйдем из аэропорта и нас не станет. Точка.

Это очень похоже на то, что он меня бросает. Вот только нет. Я точно знаю, что он делает кое-что другое.

— Эрик…

— Мне не нужна твоя жалость, Настя, — Эрик снова и снова перебивает меня, лишая возможности сказать хоть что-то, — и благодарность свою засунь куда-нибудь… Поглубже. Мне нужна ты, вот только тебе нужен Эмиль. Я в курсе. И лучше бы тебе воспользоваться моей добротой, потому что я могу и передумать тебя ему отдавать. В конце концов, ну оплакиваешь ты по вечерам в ванной свою любовь к этому идиоту, я переживу. И ты переживешь. И наши дети тоже переживут. Я очень хочу остановиться на этом варианте.

Хочешь. Но выбираешь другое.

Он напряжен, раздражен, категорически ничего не хочет от меня слушать. Возможно — он мне не верит. И не на пустом ведь месте. Получается, я не справилась. И начиная каждое наше с ним утро после отлета с сладостно-похрустывающего итальянского «Ti amo» я не убедила его в своей любви. Он тоже чувствует мой изъян.

И я даже не знаю, что мне с этим делать.

Эрик понимает все неверно, в корне. Он уверен, что мне нравится только Эмиль. А то что между нами — происходит не потому что я этого хочу, а по инерции, от скуки, или что-то в этом роде.

Я совершенно не уверена, что если озвучу ему правду — моя история как-то поменяется. Разве что я выставлю себя еще более… Непостоянной, назовем это так. Так-то девушки, что мечутся между двумя парнями и не могут сделать выбор, называются по-другому.

Плевать.

Я просто обозначу Эрику, как все оно есть, какой бардак на самом деле происходит в моей душе. Если потеряю его…

Черт возьми, да я уже почти его потеряла. Он уже мне не верит. Отдает меня Эмилю, раздери конем это идиотское благородство. Для меня же…

Я даже не думала, что Эрик видит столько. И столько понимает настолько неправильно.

Нужно только выйти из аэропорта, сесть в такси и доехать до дома. Там в тишине, без лишних ушей, я найду в себе силы для озвучивания той правды, что характеризует меня наихудшим образом.

Тишина, покой…

Даже не думай, Настя! Не мечтай!

Зеленый коридор заканчивается так быстро. Мы выходим из аэропорта. А там…

Эрик останавливается как вкопанный, так и не дойдя до парковки такси Я, налетевшая на него, как на айсберг выглядываю из-за его спины.

Эмиль.

Он стоит неподалеку от входа, подбрасывая на ладони зажигалку. Смотрит на меня, переводит взгляд на Змея.

Черт, а ведь стюардесса говорила, что температура воздуха в Москве «плюс двадцать восемь». Что ж у меня такое ощущение, что вокруг меня «минус сорок» и ни градусом выше? 

— Ты нас тут целыми днями караулил? — язвительно хмыкает Эрик, — или все-таки «лисичка» раскололась, когда я проставил им конец перерыва в репетициях?

— Я тебе только один вопрос задам, Змей. — отрывисто произносит Эмиль, игнорируя адресованный ему вопрос, — Ты знал, что я ищу именно её? — он бросает косой взгляд на меня.

Никогда прежде я не видела Эмиля настолько взбешенным. Удивительное рядом — он при этом еще и держит себя в руках. Этакая Смерть, сама себя привязавшая за ниточку к стулу…

Я впиваюсь пальцами в рукав рубашки Эрика, пытаясь не то удержать, не то спрятаться за ним от внушающего мне слишком много страха Эмиля, а Змей — только напрягается еще сильнее, буквально скручивается, как готовая к срыву пружина, сжимает руки в кулаки.

— Мадонна, да неужели и до тебя дошло? — ответ Эрика звучит саркастично, и вызывающе. — А я думал, мне придется для тебя нарисовать плакат с указателем. Кто тебе подсказал? Лера? Фрида? Или случилось чудо и твои три извилины все-таки начали работать, братишка? Нет, такого просто не может быть!

Боже, да он же сам нарывается. Он прямо таки в бутылку лезет стремясь доконать Эмиля…

— Кусок дерьма… — выдыхает швед, переходя на итальянский.

— Иди сам в задницу, дружище, — разъяренно скалится Змей и сам подается вперед. Будто давая сигнал к атаке.

Никто ни на кого не бросается с кулаками, они просто сталкиваются в одной точке вселенной и сплетаются в самой настоящей драке. 

Господи, как бы это развидеть, и никогда больше не становиться зрителем.

Два мужчины — моих любимых мужчины — сцепились между собой и месят друг дружку под аккомпанемент глухих рычащих и враждебных звуков.

Боже, такое ощущение, что каждый удар принимаю я — мне физически больно видеть каждый раз когда любой из их кулаков врезается в тело другого.

— Прекратите! — первый раз у меня выходит жалким. Никто меня не слышит, никто на меня не реагирует, даже пацан, что уже включил камеру на телефоне и вовсю снимает драку для ТикТока. А народ-то вокруг собирается. Я оборачиваюсь и к своему ужасу вижу как вперевалочку в нашу сторону шагают два охранника из службы безопасности аэропорта.

Так и до полиции не далеко. Меньше всего я хочу забирать этих придурков из ближайшего обезьянника.

— Прекратите сейчас же!!! — рявкаю во весь голос и сама хочу заткнуть уши и не слышать себя такой. Не мое это — быть яростной амазонкой.

Они все-таки отталкиваются друг от друга — два драных петуха, один другого краше. У Эмиля цветет живописный фингал под глазом. Пока еще не набрался буйных красок, но ощущается что все там еще впереди. Эрик — с разбитой губой, в драной рубашке, прочий урон мешает оценить одежда.

— Господи, вы с ума сошли что ли? — я подхожу к Эрику, морщусь, глядя на его ранения, тянусь к нему, желая прикоснуться.

Он ловит меня за запястья удерживая на расстоянии.

— Эрик…

Он не дает мне ничего. Даже приблизиться — так и удерживает меня на расстоянии. Смотрит на меня так, будто я смертельно ему надоела.

— Я все тебе сказал еще в самолете, — выдыхает Змей, ехидно искривляя свои красивые губы, — мы вышли из аэропорта. Можешь мне больше не лгать.

От этого несправедливого обвинения мне будто обжигает сердце.

— Держи, дружище, — два этих слова — концентрат презрительности, а затем Змей просто толкает меня назад. Я налетаю спиной на Эмиля. — Развлекайся. Теперь она — твоя.

И после всего этого Эрик отворачивается от меня, как от прокаженной, садится в ближайшую машину и уезжает.