— Я тоже считаю, что вам с Даринкой и Наськой надо уйти, — сказал тот «я», что в Гнезде. — Это правильно. Можно было бы представить дело так, что мы остались прикрывать ваш отход.

Я кивнул.

— Но теперь ты этого не сможешь сделать, — произнёс другой Максим и сокрушённо покачал головой. — Даринка хитрая…

— Умная, — поправил я.

Мой двойник кивнул. Протянул руку. Единственный из всех он не просто коснулся меня, а крепко пожал ладонь.

— Береги её, настоящую. Исправь всё это.

— Что я могу? — прошептал я. — Я не знаю, что делать. Даже если мы отобьёмся, я всё равно не смогу всё исправить!

Другой Максим покачал головой, будто я ляпнул какую-то глупость.

— Макс, ты опять смотришь только на то, что видишь… Анна!

Откуда-то из толпы вынырнула девочка.

Стратег!

Отпечаток сознания стратега Анны в Гнезде!

Она кивнула мне, секунду посмотрела в глаза. Потом сказала:

— Нет, объяснять ему ничего не надо. Так больше шансов, что справится.

А потом она подмигнула мне — и сильно толкнула в грудь!

Так, что я полетел назад, во тьму, кувыркнулся вместе со стулом и рухнул на пол кафетерия.

Охранник на входе в Представительство меня узнал.

Вообще-то Манеж был закрыт. Люди Лихачёва уже уехали, но внутрь никого не пускали.

— Опять ты! — едва ли не с ужасом воскликнул полицейский с капитанскими погонами, куривший украдкой у входа. Я его не узнал, но он, похоже, меня видел и запомнил.

Ну да, ещё бы не запомнить…

— Так получилось, — сказал я.

Полицейский смотрел на меня с явным желанием послать куда подальше. Ему было лет сорок, мордастый, потный, с животиком — такой типичный полицейский из анекдотов.

— Мы убили большую часть нападавших, — сказал я. Подумал и добавил: — Вообще-то уже всех.

— И ты убивал?

— Между нами? — спросил я. — Да.

Взгляд полицейского смягчился:

— Я должен был заступать на смену… пришёл, а тут…

Он бросил окурок, раздавил и спросил:

— Что тебе, парень? Представительство закрыто для посещения. Завтра приходи.

— Не факт, что завтра смогу, — ответил я. — Надо сейчас.

Капитан заколебался.

— Помню… у тебя была ксива… покажи… а, к чёрту… Заходи.

Я благодарно кивнул и зашёл, он — вслед за мной. В Представительстве царила тишина, пахло какой-то дезинфицирующей химией. Рамка металлоискателя у входа была выключена, свет пригашен. Представительство казалось палатой для тяжелобольных.

— Нам ждать неприятностей? — спросил полицейский. — Кто-нибудь явится?

— Что? — поразился я. — Нет. Не думаю. Вот только… если я вдруг не вернусь из кабинки, а вы потом проверите и меня там не будет… не удивляйтесь. Считайте, что я и не приходил.

Полицейский снял берет и вытер им потное лицо. Покачал головой:

— Ёшкин кот… Через эти экраны и впрямь можно улететь к звёздам?

— Через эти — нет, — ответил я. — Они на Селену ведут… Спасибо, что впустили.

— Парень, я не знаю, кто ты на самом деле такой, — сказал капитан. — И от тебя неприятностей выше крыши. Но спасибо.

— За что? — удивился я.

— Ты хоть что-то делаешь, — буркнул полицейский. — Я в твои годы такой же был. Куда только не носило… — он запнулся, махнул рукой. — Сейчас гляжу на молодь, думаю, какого хрена вы себя «сёрчерами» зовёте. Ничего вы не ищете в жизни, ничего не хотите…

— Мы такие, — признал я.

Капитан покачал головой.

— Ты другой. Давай, парень. Делай, что должно. Удачи тебе.

Мне даже неловко стало от его слов. Я кивнул, прошёл сквозь молчащую рамку и двинулся между раскрытыми настежь дверцами кабинок. Выключенные экраны в серо-синей окантовке застыли на стенах, будто окна в бесконечную ночь.

Я зашёл в «свою» кабинку. Огляделся. Покрытие на полу заменили, оно было новенькое, одним большим куском. Мебель вернули. На стене в паре мест оставались едва заметные вмятины. Может быть, их заштукатурят и закрасят.

Осторожно притворив дверь, я сел на диванчик. Посмотрел на экран, по окантовке которого с треском забегали искры.

— Инсек, нам надо поговорить.

Серый свет полился в кабинку, экран обретал глубину. Я ждал — и вот в экране показался Инсек.

На этот раз он не перенёсся воочию и не создал голографическую иллюзию. Маячил в экране, словно в обычном телевизоре, как в тех записях после Перемены, что первое время непрерывно крутили по всем каналам.

— Здравствуй, Максим, — сказал Инсек.

— Привет, — ответил я. — Я обдумал ваше предложение. Я согласен. Мы хотим сотрудничать с вами, мы будем наниматься бойцами. И сразимся с Прежними, уничтожим Слуг… мы их уже немного зачистили.

— Очень немного, — заметил Инсек. — Число Слуг в разной степени трансформации, по моим оценкам, на Земле достигает миллиона.

— Ого, — сказал я. — Теперь их на полсотни меньше, но я понял, работа предстоит большая. А Прежних-то сколько?

Я не ждал ответа, но Инсек неожиданно произнёс:

— Их девять.

— Всего? — поразился я.

— Да. Они вполне самодостаточны, Максим. На некоторых планетах есть всего один Прежний. На Земле их девять и это очень много. Ты же не думаешь, что Прежний — это единичная человеческая особь?

— Нет. Да. Не знаю, — я пожал плечами. — А как иначе?

— Это совмещённые личности, — терпеливо пояснил Инсек. — В каждом есть главенствующее ядро сознания, но оно время от времени вбирает в себя других. Тот Прежний, с которым ты общаешься, ассоциация двух или трёх десятков личностей. Ещё есть несколько сотен Кандидатов, но многие из них не удостаиваются личного превращения в Прежнего, а становятся частью уже существующего. Не все, разумеется. Пряник всегда должен быть, даже если он лежит очень высоко.

Я попытался что-то сказать. И не нашёл слов.

— Они очень стараются достичь сингулярности, — продолжал Инсек. — Пробуют разные способы.

— А вы? — спросил я. Как-то меня смутила его неожиданная разговорчивость.

— А мы индивидуалисты, — ответил Инсек. Как мне показалось, с гордостью.

— Мне нравится, — кивнул я и даже не покривил душой. — У нас тут возникли проблемы… дурацкие. Большое московское Гнездо, которое в Раменках, вдруг стало требовать, чтобы гнездниковское перешло к ним.

— Так, — сказал Инсек.