Другим элементом дезинформационной кампании, «в целях успокоения местного населения», было непосредственное проведение «тактических учений», для которых войска якобы и прибыли на Кавказ. Воинские части провели боевые стрельбы, о чем население оповещалось заблаговременно через местные органы власти. В районе села Базоркино один из полков войск

НКВД в период с 20 января по 22 февраля 1944 г. ежедневно проводил тактические занятия в дневное и ночное время, «одновременно хорошо изучая местность»[1283], что пригодилось потом при осуществлении депортации.

Частью кампании по дезинформации был приказ о строжайшем соблюдении «военной и чекистской тайны». Командный состав войск НКВД получил приказание «категорически предупредить весь личный состав войск и оперативных работников НКВД и НКГБ о сохранении в строжайшей тайне всего, что относится к проведенной операции по К[алмыцкой] АССР[1284], как в пути следования, так и в пунктах новой дислокации», «всему личному составу соединений и частей и оперативному составу… находящемуся при частях, принять все меры скрытия принадлежности к войскам и органам НКВД», для чего «запретить ношение повседневных погон, петлиц и фуражек», «хозаппаратам соединений и частей войск во всех хозяйственных и денежных операциях, связанных с довольствием войск, ни в коем случае не расшифровывать нумерации частей и их принадлежность к войскам НКВД»[1285].

25 января 1944 г. замнаркома внутренних дел СССР И. А. Серов указал, что «среди офицерского, сержантского и рядового состава, находящегося в районах, имеют место случаи разглашения чекистской и военной тайны», ведутся «разговоры между собой, а иногда и в присутствии гражданского населения, о целях своего пребывания и предстоящих задачах войск», «водительский состав автомашин принимает местное население к „попутным“ перевозкам, заводит знакомства, в результате чего также становится на путь разглашения чекистской тайны». Был отдан приказ усилить бдительность, установить жесткий контроль «за передвижением автотранспорта, его эсплуатацией, а также поведением водительского состава», вести «решительную борьбу с расхлябанностью, недисциплинированностью и лицами, допускающими разглашение чекистской и военной тайны», а виновных в разглашении тайны лиц «от работы отстранять и предавать суду Военного трибунала»[1286].

В некоторых воинских частях еще до получения указаний И. А. Серова, «в целях прекращения бесцельного хождения офицеров и бойцов по населенным пунктам и исключения, таким образом, контакта с населением», было отдано распоряжение о «заполнении рабочего дня с таким расчетом, чтобы у офицерского и рядового состава оставалось время лишь на организацию нормального отдыха»[1287].

4 февраля 1944 г., очевидно с целью большего усыпления бдительности местного населения и предотвращения контактов между ним и военнослужащими, И. А. Серов приказал «запретить личному составу КПП, выставляемых на въездах и выездах населенных пунктов и других местах, заниматься проверкой документов у проходящих и проезжающих граждан»[1288].

Разглашение сведений о грядущей депортации пресекалось даже в случае, если таковое не выходило из среды военнослужащих войск НКВД. Например, командир батальона 42-го си погранвойск НКВД капитан Т. был предан суду чести офицерского состава за то, что 16 февраля 1944 г. он «предъявил обвинение» младшему лейтенанту Р. в том, что «последний до сего времени не довел до личного состава о предстоящей операции по выселению чечен[цев]». Утверждая, «что везде объявлено, а у вас почему-то нет», капитан Т. в присутствии офицеров и младшего сержанта С. рассказал об этом решении правительства[1289].

Хотя органы НКВД предполагали, что в итоге население Северного Кавказа так и не узнало «о главной задаче прибытия войск», тем не менее полностью «усыпить бдительность» местных жителей не удалось. По Чечено-Ингушетии и Кабардино-Балкарии поползли слухи о грядущей депортации. Местные жители проявляли «большую любознательность о целях прибытия в их населенные пункты войсковых частей». С прибытием воинских подразделений в станицу Ищерскую Ставропольского края, где проживало в основном русское население, стали распространяться слухи, что «части Красной армии прибыли сюда, чтобы выселять чеченцев». В местах расквартирования подразделений 143-го си войск НКВД среди местных жителей — чеченцев — ходили разговоры, что их «будут выселять в Сибирь»[1290].

В первых числах февраля 1944 г. один из жителей аула Беной-Ведено пустил слух, что он якобы видел, как из Грозного в Ростов-на-Дону на 24 машинах направили партию чеченцев. Имелись случаи, когда местное население собиралось на квартирах по 10–15 человек, но «цель этих сборов и какие ведутся там разговоры» органам НКВД установить не удалось. По всем селам Ножай-Юртовского района, где были расположены гарнизоны войск НКВД, наблюдалось усиление шелушения и помола кукурузы местным населением. Часть местного населения явно готовилась к выселению, для чего заготавливала продукты питания[1291].

В городе Орджоникидзе 20 и 21 февраля 1944 г. органы НКВД зафиксировали, что в квартирах чеченцев и ингушей в ночное время продолжительное время горел свет, а в некоторых квартирах свет появлялся периодически позже полуночи. Во дворах отмечалось «хождение» чеченцев и ингушей «с непонятными тихими разговорами»[1292]. В распространенной в этом городе анонимной листовке утверждалось, что будет произведена депортация «донских казаков, кабардино-балкарцев], ингушей, чеченцев, осетин» и других народов. Слухи о грядущей депортации исходили и от руководящей номенклатуры. Некоторые функционеры ЧИАССР заранее готовились к отъезду — скупали драгоценности, похищали продукты питания и промтовары. Дошли такие слухи и до Дагестана. Секретарь Хасавюртовского райкома ВКП(б) — очевидно, чеченец по национальности — говорил: «Скоро будут переселять всех чеченцев, надо сменить фамилию, чтобы скрыть национальность»[1293].