— Простите, — остановила она его.

Ясурут-полукровка обернулся через плечо, будто к незнакомой.

— Вас зовут Кахуар?

Зеленоглазый мягко поправил ее произношение. Он стоял одной ступенью ниже — ростом вровень с Китрин.

— Я хотела поблагодарить вас за поддержку, — сказала девушка.

Зеленоглазый улыбнулся. Лицо теперь казалось более широким, чем в саду наместника, кожа не такой грубой, глаза мягче. До Китрин дошло, что ему, видимо, столько же лет, на сколько она пытается выглядеть.

— Я хотел сказать вам то же самое, — ответил он. — По секрету говоря, мне кажется, что мы оставим более мелких игроков не у дел. Хотя, признаюсь, я не рассчитывал соревноваться с Медеанским банком.

— Я не собиралась участвовать. Однако мне лестно, что господин наместник обо мне вспомнил.

— Он позвал вас, чтобы сбить мои ставки, — заметил Кахуар и тут же, видя реакцию Китрин, торопливо добавил: — Я не в обиде. Если дело пойдет худо, он точно так же использует меня против вас. Сентиментальные люди наместниками не становятся.

— И тем не менее.

— И тем не менее, — повторил он, словно соглашаясь.

Повисла мимолетная пауза, лицо зеленоглазого чуть дрогнуло — словно он увидел ее впервые. Словно она его смутила. Нет. Не смутила — заинтриговала. Его улыбка чуть изменилась, и Китрин вдруг поняла, что глядит на Кахуара мягче. Ее почему-то грела мысль, что именно он оказался ее соперником.

— С вами игра стала более интересной, магистра. Надеюсь, мы вскоре увидимся.

— Я в этом уверена, — ответила Китрин.

Среди вздымающихся кремневых холмов, где Саракал незаметно переходит в Кешет, слово «князь» значило совсем не то, что в остальном мире. Князем мог зваться владелец некоего количества земли, или командующий войском, или княжеский сын, а то и племянник. Даже раса почти не имела значения: князьями в Кешете могли стать и йеммут, и тралгут, и ясурут, формальных препятствий не существовало и для остальных — хотя остальных рас здесь попросту не было.

Первокровные в этих широких безводных равнинах появлялись реже прочих, и Гедер быстро обнаружил, что в городах и деревнях к востоку от Саракала его отряд — он сам, оруженосец и четверо отцовских слуг — стал местной диковиной, привлекающей всеобщее любопытство. Его звали «первокровным князем», и любая попытка объяснить разницу лишь усиливала непонимание. Искать соответствующий ранг среди титулов Кешета было делом бессмысленным, а то и невозможным, и когда путешествующий со свитой князь Куп Рол-Бехур принял Гедера как гостя — юноша счел, что проще будет делать вид, будто он более-менее равен рангом гостеприимному золотисто-чешуйчатому ясуруту.

— Не понимаю, князь Гедер. Ты оставил свою землю и свой народ ради дальних поисков, но тебе неизвестно, что искать и где. У тебя нет права обладать искомым, и ты даже не знаешь, позволено ли тебе предъявлять такие права. И ты надеешься получить прибыль?

— Тут дело в другом, — пробормотал Гедер, потянувшись за очередной колбаской на общем блюде.

Когда еще в дороге Гедер увидел над горизонтом пыльный шлейф от свиты князя, поднимающийся, как дым над гигантским пожаром, он ожидал увидеть армию и военный лагерь с палатками — такими же, как та, в которой он спал на пути в Ванайи и в которой сейчас коротал ночи своей добровольной ссылки. Каково же было его удивление, когда он въехал не в лагерь — пусть грандиозный и роскошный, — а в город с деревянными домиками, с храмом в честь неизвестного Гедеру бога, с площадью для княжеских пиров. По траве и кустам было понятно, что города здесь накануне не было, да и завтра — как предположил Гедер — не будет. Город, как в сказке, просуществует лишь одну ночь и поутру испарится вместе с росой. Пока же вокруг горели факелы, пламя которых подрагивало под ветром, с неба смотрели звезды, от земли поднимался летний жар.

Гедер затолкал в рот колбаску — солоноватую и ароматную, оставлявшую во рту едва заметный привкус сахара и дыма. Он никогда таких не пробовал, и даже если колбаски делали из глаз ящериц и птичьих когтей — он бы все равно не отказался, настолько они были вкусны. Из шестнадцати общих блюд, которыми рабы обносили всех сидящих за столом, блюдо с колбасками было у него любимым — хотя от зеленых крапчатых листьев с маслом он тоже не отказывался.

— Я ищу, — пробормотал он с набитым ртом, — ищу не золото.

— Значит, славу.

Гедер горестно улыбнулся.

— Умозрительным трактатом не прославишься, по крайней мере в наших краях. Нет, я путешествую по иной причине. Меня интересует нечто существовавшее в древности, я хочу найти сведения. Записать и найденные факты, и свои мысли. Чтобы потом люди прочли мой трактат и дополнили тем, что им известно.

«И еще, — не стал он говорить вслух, — я хочу сбежать подальше от смуты в Кемниполе и найти на краю земли уголок, где до меня не доберутся».

— А потом?

Гедер пожал плечами:

— Больше ничего.

Князь-ясурут нахмурился и отхлебнул из чаши, то ли стилизованной под кость, то ли вправду сделанной из массивного черепа. Усмехнувшись, он ткнул в Гедера длинным серебряным когтем.

— Ты святой.

— Нет, что ты, — запротестовал Гедер.

— Значит, ведун. Философ.

Гедер чуть было не стал отпираться, но опомнился.

— Может, и философ.

— Человек, конь и горизонт. Как я не догадался. Все твое путешествие — дело духовного свойства.

Князь поднял мощную руку и отрывисто бросил что-то похожее на приказ. Сотня мужчин и женщин за столом — Гедер не поручился бы, рыцари или солдаты — разразились криками и хохотом. Чуть погодя на краю площади появились два стражника, каждый с железной цепью в руке. Цепи — Гедер заподозрил, что скорее церемониальные — тянулись куда-то во тьму, чуть провисая.

Наконец на свет вышла влекомая на цепях старуха. Широкий лоб, черные спиральные разводы на коже: что она из хаавиркенов, Гедер понял даже раньше, чем она приветственно подняла длинную трехпалую ладонь. Хаавиркенов он видел и прежде, когда в Кемниполь прибыли послы от новоизбранного халлскарского короля, но не встречал ни настолько древних, ни настолько горделивых.

Стражники, шагая перед хаавиркой, подвели ее к князю. Толпа за столом не утихала — то ли приветствуя, то ли насмехаясь. Старуха оценивающе скользнула глазами по Гедеру.

— Моя пророчица, — сказал князь Гедеру и обернулся к женщине. — Это наш гость. Он путешествует в Кешет по делу духовного свойства.

— Верно, — согласилась та.

Князь улыбнулся, словно старуха одарила его чем-то ценным, и странно домашним жестом коснулся плеча Гедера.

— На сегодняшний вечер она твоя.

Гедер нахмурился — неужели старуху отдают ему как постельную прислугу? О таких обычаях он читал в старых легендах о Кешете… Хмыкнув, он начал было придумывать повод для отказа, как вдруг старуха подняла руку. Слуга поспешно притащил деревянный табурет, и хаавирка, не сводя глаз с Гедера, села.