Мадленка поморщилась. «Не поднялась», пожалуй, не совсем верно сказано. Бил он ее будь здоров. Однако не убил. Что ж, и на том ему спасибо.

– А четки откуда взялись?

– Когда разделались с настоятельницей и потом, когда раскидывали курган, Петр строго-настрого запретил что-либо брать, чтобы нельзя было установить связь между нами и преступлением, да один умник его не послушался, взял четки и отдал своей подружке. Как Боэмунд их у нее отнял, не знаю, но, думаю, – Доминик иронически покосился на притихшую Анджелику, – он не станет стесняться, если ему что-либо нужно.

– Я еще хотела спросить насчет Филибера, – не отставала Мадленка. – Он, конечно, умом не вышел, но почему-то мне не верится, что он мог так просто потерять охранную грамоту, от которой зависела его жизнь.

– А она не глупа, а? – спросил Доминик у обеих женщин. – Конечно, моя несравненная невеста разузнала, что анжуец друг человека, к которому она до сих пор неравнодушна, и сделала так, чтобы его грамота исчезла. Анжелика думала, что фон Мейссен привезет за него выкуп и она сможет наконец-то узреть его после долгой разлуки, да не тут-то было – дурак Август опять все испортил. Как и все дураки, он обладает совершенно уникальным талантом встревать куда не следует совершенно не вовремя.

Дверь скрипнула, поворачиваясь на петлях.

– Как она верит в свои чары! – продолжал князь, ничего не замечая. Он, видимо, рад был случаю облегчить душу. – Моя прекрасная Анджелика! Она даже послала человека с запиской в Мальборк, когда узнала, что ты там. Представляешь, она потребовала, чтобы во имя их былой любви фон Мейссен убил тебя. Но тот этого не сделал. Когда посланец не вернулся, она поняла, что он, скорее всего, постарается отправить тебя домой, и тогда сказала Августу… – Князь резко обернулся. – Ну что, Петр, нашли его? Я уже устал ждать!

– А я устал тебя слушать, – прозвенел голос Августа. – Ты оказался прав: я всегда и везде появляюсь не вовремя.

– Август? – Доминик был ошеломлен. – Ты о чем?

– Я все слышал, дядюшка, – произнес юноша с издевкой. – Магдалена, беги скорее отсюда!

– Август, милый… – Анджелика поднялась с места. – У тебя жар!

– Не двигайся с места, ведьма! – Август махнул в ее сторону мечом. – Магдалена, иди сюда!

– Он обезумел, – печально констатировала Анджелика. – Как жаль!

– Сзади, Август! – взвизгнула Мадленка.

Но раненый юноша не успел среагировать. Петр из Познани обрушился на него всей массой, и Яворский растянулся на полу. Его меч отлетел в сторону, и Анджелика проворно подобрала его. Петр подтащил Августа к скамье, заломив ему руки, заставил сесть.

– Это тебе так не пройдет! – крикнул Август. Кровь текла из его шеи, проступая сквозь повязки.

Анджелика пожала плечами и вернулась на свое место рядом со старухой.

– Думаю, он бросится в колодец в припадке безумия, – заметила она как бы вскользь. – Давно следовало от него избавиться, он только и умеет, что все портить.

У Мадленки озноб прошел по позвоночнику.

– Как тебе будет угодно, – отозвался Доминик и обратился к своему настоящему отцу: – Ну, где же он?

Петр из Познани развел руками.

– Мы не можем его найти. Он как сквозь землю провалился!

Старуха тихо и страшно засмеялась.

– Живой мертвец! О, я чую его. Он близко, близко, близко!

Мадленка приподнялась на месте. Тень выросла позади старухи, тень с самострелом в руках, и эта тень улыбалась. Август поднял голову – и закоченел. Боэмунд фон Мейссен, за которым не было ни двери, ни входа, одна лишь глухая стена, натянул тетиву и выстрелил в Петра.

Петр из Познани взвыл: стрела пронзила ему плечо. Крестоносец снова взвел самострел.

– Дверь! – крикнул он Мадленке, и та кинулась запирать дверь.

Старуха, дико закричав, бросилась на крестоносца, но тот успел всадить в нее вторую стрелу. Ведьма упала на пол, крича что-то по-литовски, и только третья стрела заставила ее замолчать навеки.

Анджелика оцепенела. Август ринулся к своему мечу, но Мадленка оказалась проворнее и схватила его первой.

– Эй, Петр! – крикнула она. – Ну-ка, посмотрим, чего ты стоишь!

Изрыгая проклятия, Петр сломал древко стрелы, выхватил меч и ринулся на Мадленку. Август попытался схватить Доминика, но дядя попросту отшвырнул его.

– Эй, крестоносец, – задорно крикнул князь Доминик, – я здесь, и твоя смерть тоже!

Боэмунд фон Мейссен оскалился, отшвырнул самострел и достал меч – по-видимому, Киприан снабдил его всем необходимым.

Мадленке в схватке с Петром приходилось жарко. Мешали, во-первых, проклятые юбки, во-вторых, то, что Петр из Познани был первостатейный рубака, и ей было чрезвычайно трудно парировать его острые, жесткие удары. Он выбил у нее меч, она швырнула в него тяжелым подсвечником, бросила ему под ноги лавку, отскочила и подобрала клинок. В другом конце залы Доминик получил первую рану от крестоносца, который двигался хоть и тяжело после утреннего поединка, но сдаваться явно не собирался. Анджелика в ужасе жалась к стене, закрывая лицо руками.

Петр полоснул Мадленку острием по локтю, едва не выколол ей глаз. Мадленка для виду отступила и тут же решила, что пора воспользоваться дедовским приемом. Раз, два, клинок взлетает, притворяешься, будто хочешь перебросить оружие в другую руку, полшага вперед и… Лезвие до середины ушло во что-то мягкое. Петр из Познани зашатался, лицо его внезапно отупело. Мадленка с силой рванула к себе рукоять, и человек, велевший расстрелять ее брата, рухнул к ее ногам.

– Око за око, зуб за зуб! – крикнула Мадленка.

В дверь ломились, засов подпрыгивал в пазах, но не гнулся и не ломался. Мадленка обернулась на Доминика – по его лицу текла кровь, и два пореза на щегольской одежде указывали, что ему пришлось несладко. Август, у которого от толчка открылись все раны, с трудом поднялся на ноги.

– Мадленка, – пробормотал он, – надо открыть дверь!

– Нет! – коротко бросила Мадленка. – Даже не думай!

– Доминик… – простонал Август, качаясь. – Я должен убить его, я!

Доминик только что схлопотал тяжелой рукоятью в лицо и полностью открылся. Однако вместо того, чтобы прикончить его, крестоносец неожиданно выпрямился и крикнул:

– Мадленка! Берегись!

Свистнула стрела, и Мадленка ощутила непривычную тупую боль где-то возле сердца. Пока все были заняты схваткой, Анджелика подобрала самострел и, с удивительной для женщины ловкостью зарядив его, выстрелила в ненавистную соперницу.

«Господи, не надо! – Мадленка зажмурилась от ужаса. – Только не теперь! Я не хочу умирать!»

Она открыла глаза и увидела древко стрелы, торчащее из ее платья, и ткань вокруг раны уже пропитывалась красным. Мадленке стало дурно. Она выронила меч и пошатнулась. Август с отчаянием смотрел на нее, но, прежде чем он успел сделать хотя бы один шаг, крестоносец бросил Доминика, кинулся к ней и поддержал ее, когда она уже падала.