Переведя дух, Беркант без сил снова опустился на пол. По спине его тонкими струйками тек пот. Всего лишь кошка… Откуда она взялась в доме, который много месяцев простоял закрытым? Может, он сам забыл запереть дверь?

Кошка остановилась против него и сияла из темноты изумрудными глазами. Стараясь унять бешено колотящееся в груди сердце, Беркант тихо позвал ее:

– Кис-кис-кис.

Кошка с минуту просто смотрела на него, потом медленно подошла, потерлась о ногу. Но стоило ему протянуть руку и дотронуться до ее покрытой бархатистой шерстью головы, как проклятая тварь вдруг извернулась и впилась ему в ладонь маленькими острыми зубами. Беркант взвыл, отшвырнул от себя животное и запрыгал на месте, матерясь от боли. Руку пекло, словно огнем. Он огляделся по сторонам, снова выругался, вытащил из рюкзака носовой платок и кое-как перемотал ладонь. Что за идиот? Как он поехал в такую глушь, не захватив с собой хотя бы маленькой аптечки?

Ладно, прежде всего нужно выгнать отсюда эту дикую идиотку. Напрягая зрение, чтобы хоть что-то рассмотреть в темноте, Беркант огляделся по сторонам, но кошка уже куда-то исчезла. Будто бы просто растворилась во тьме, из которой до этого появилась.

Прокушенная рука болела нещадно. Беркант прижал ее к груди, тихо баюкая, снова опустился на пол и вдруг заплакал. Отчаянно, горько, всем телом сотрясаясь от рвущихся из груди рыданий. Он сдохнет здесь, как она и предрекала. Сдохнет совершенно один, загнанный, измученный, потерявший все. И никто, ни один человек на всей земле, не вспомнит его добрым словом. Никто не спасет…

– Что тебе еще нужно? – выкрикнул он в кромешную ночь, и голос, эхом отразившись от стен, разнесся по пустынному дому. – Что? Посмотри на меня, тебе все мало? Ты выиграла, выиграла…

Ответа не было. Темнота словно смеялась над ним или, может, наблюдала, затаившись, с отстраненным исследовательским интересом.

Горло пересохло от слез, Беркант нашарил в рюкзаке бутылку воды, поднес к губам и вдруг в панике отбросил ее прочь. Что, если она уже и туда успела что-то подмешать? Если ему здесь начнет мерещиться, что стены на-двигаются на него и, рассыпаясь, заваливают камнями?

В углу что-то заскрипело, и Беркант с трудом различил, как медленно приоткрылась дверца старого рассохшегося шкафчика. Что там, господи? Что? Ничего не произошло, дверца, видимо, приоткрылась от сквозняка, но Беркант все равно в панике метнулся в сторону, стукнулся всем телом о стену и, воя, повалился на лежанку.

– Прости меня, – трясясь, хрипло прошептал он в пахнущую затхлостью тонкую расшитую подушку. – Прости, София! Я не хотел, я… – Рыдания душили его, и Беркант, закрыв лицо руками, чувствуя губами солоноватую кровь, сочащуюся из раны сквозь платок, сбивчиво бормотал: – Прости… Пощади меня… Умоляю тебя, пощади…

Видимо, он заснул. Просто отключился от нервного потрясения, а очнулся от странного щекотного ощущения на коже. Будто муха села ему на лоб и теперь потирала лапками. Открыв глаза, Беркант понял по заливавшему комнату серебристо-мертвенному свету, что уже взошла луна. В доме стало светлее, но менее страшно от этого не сделалось. Наоборот, в этом призрачном сиянии ему показалось, что он провалился в какой-то иной мир, может быть, царство мертвых, из которого нет возврата.

Стараясь хоть как-то взять себя в руки, вернуть самообладание, чтобы дотянуть до утра, Беркант попытался смахнуть назойливое насекомое. Провел по лбу пальцами и охнул, ощутив под ними что-то куда более крупное. Сев на лежанке, он поднес руку к глазам и заорал от ужаса. На тыльной стороне его ладони сидел огромный черный паук, перебирая мохнатыми ножками. Беркант дернул рукой, отшвыривая его, но тут же почувствовал легкое прикосновение к другой руке, к груди, к бедру. Содрогаясь от страха и отвращения, он вскочил с постели и снова закричал. Пауки были везде, по всей лежанке, ползали, перебирались через складки пледа, тельца их поблескивали в лунном свете. Беркант принялся судорожно водить руками по телу, стряхивать их с себя, выбивать из волос, из одежды. Он не знал, ядовитые они или нет, но от одного ощущения этих тварей на коже, зудело все тело.

Оставаться в этом дьявольском доме было нельзя. Задыхаясь от ужаса, он метнулся к двери, поскользнулся на вылившейся из отброшенной бутылки лужице воды, упал, расшиб колено и, припадая на одну ногу и отчаянно воя, выскочил из дома.

Деревня лежала во тьме, как вымершая. Не видно было ни одного огонька, никаких признаков человеческого присутствия. Беркант заметался в панике, не понимая, куда бежать, где искать спасения. Нужно к дороге. К дороге, да! Она, по крайней мере, куда-то ведет. Там может проезжать кто-то.

Спотыкаясь, он кинулся к узкому проему между домами, чтобы выбраться на шоссе. И в ту же секунду от одной из стен отделилась черная тень, и знакомый голос произнес негромко и ласково:

– Ну здравствуй, Беркант!

Вот оно – с поразительной четкостью вдруг понял он. Вот оно. Самое страшное.

Развернувшись на месте, Беркант опрометью бросился в другую сторону, туда, где сияли в лунном свете округлые очертания гор. Туда, где начиналась пустыня. И тут же услышал у себя за спиной хриплый рев мотоцикла.

* * *

Когда Беркант упал в первый раз, София поняла, что осталось недолго. Это, в общем-то, и так было понятно. Она отлично поработала над ним еще там, в Стамбуле. Здесь же одиночество, незнакомая местность, взвинченные нервы, ну и несколько последних ее сюрпризов (испорченный генератор, обеспечивший кромешную темноту в доме, отловленная тут же, в деревне, полудикая кошка, картонная коробочка с пауками, прикрепленная скотчем к изголовью кровати с обратной стороны) только довершили начатое.

В потусторонней зеленоватой дымке, которой представлялась окружающая действительность через окуляры прибора ночного видения, заметно было, как он постепенно слабеет, оступается, как подкашиваются его ноги. Бежать по ведущей сквозь барханы узенькой, полузасыпанной песком тропке нелегко. Было бы проще, если бы вечером прошел дождь, но дождя не было, наоборот, погода, на ее счастье, стояла засушливая. Она знала, что Беркант, измученный, доведенный до паники, находящийся на грани безумия – или давно уже шагнувший за эту грань, долго не продержится.

Она нарочно не развивала большую скорость, иначе погоня закончилась бы слишком быстро. Нет, пускай ее жертва побегает, побалансирует на грани ускользающей надежды, она же будет следовать за ним неотступно, дышать в затылок, чтобы он ни на секунду не останавливался.

Мотоцикл шел ровно, взрывая ночную тьму низким мягким рыком. Луну, еще недавно освещавшую лежащую впереди страшную голую пустыню, заволокло тучами. И весь мир для Софии сузился до размеров мелькавшей впереди хрупкой тонкой фигуры.

Кровь стучала в висках, в венах вскипал азарт волка, наконец вырвавшегося из клетки, спрыгнувшего с ее плеча, вышедшего на охоту, взявшего след добычи и ощутившего зов древнего природного инстинкта. Нагнать, повалить, вонзить клыки в трепещущее горло и вкусить сладкий вкус крови. Почувствовать, как жертва бьется под тобой и как вдруг обмякает, смиряется со своей участью и в последнюю секунду смотрит на тебя стекленеющими глазами, смотрит, словно признавая за тобой право забрать ее жизнь и добровольно, даже любовно отдавая себя тебе.