меня воспользоваться

сейчас, за мгновение до конца, — пока летчик этого истребителя еще жив и

плексигласовый фонарь его кабины еще не покрылся ажурной росписью пулевых

пробоин, — как же мучительно тянет меня нажать на спасительную клавишу стоп-кадра, чтобы оставить все как есть: летчика — живым, а самолет — невредимым!

Хотя, что это я — разве от меня что-то зависит? Разве я хоть в малейшей степени

властен над этим последним, финальным мгновением чьей-то прерванной жизни?!

И что может изменить жалкая кнопка стоп-кадра, если чьи-то холодные глаза уже

цепко держат цель в перекрестии прицела и, повинуясь резкому нажиму на чуткие

гашетки приборов ведения бортового огня, скорострельными пулеметами уже вычерчены

пока еще невидимые в свинцовом небе губительные трассы.

Вот этот момент на ваших экранах: когда обратного хода — нет, самолет на глазах

разваливается на куски, а пилоту, раненому в голову, шейный позвонок и левую руку –

уже не выброситься с парашютом…

И… начнется новый отсчет времени: где-то далеко, в Курской области или пригороде

Манчестера, безутешной матери до самого конца своей сломанной жизни предстоит

горько плакать, вспоминая любимого мальчика.

Плакать и проклинать того, кто не захотел вовремя включить стоп-кадр. Вечная

память…

______________

171

Командиру подводной лодки U-101, прильнувшему к перископу, 27 лет. Уроженец

земли Северная Вестфалия, в его руках сейчас жизнь 23-ех членов собственной команды

да тех нескольких десятков бедолаг с транспортного английского судна, которые даже не

подозревают, что их атакует одна из самых удачливых субмарин немецкого подводного

флота, Кригсмарине.

Сейчас на ваших глазах развернется подлинная драма — настоящая атака подводной

лодки.

Итак, до цели — 12 кабельтовых, штурман уже рассчитал угол атаки и сжал в потной

руке точный хронометр, старшина торпедного отделения держит кисть на податливом

рычаге механизма сброса, а молодой командир, обняв перископ крепче любимой девушки, затаив дыхание, медленно совмещает вилку захвата цели в цейсовской оптике прицела.

В момент совмещения он, одновременно с командой: «Фойер!», — даст отмашку правой

рукой, старшина дернет рычаг на себя, а штурман включит хронометр, отсчитывая

секунды от пуска торпеды — до взрыва.

До пуска — 6 секунд, 5, 4, 3 — вот он, пуск!

Пошла торпеда …

А на обреченном транспорте размеренно идет своя жизнь, и никому неведомо, что

дивная красавица — Смерть — уже распростерла над ними свои ласковые объятия.

В это время года воды Атлантики холодны и прозрачны…

_________________

Когда самолет-бомбардировщик попадает в прожекторную вилку, его фюзеляж

мгновенно заливает мертвящим, немыслимо-белым светом.

И сразу слепнут все члены экипажа: командир, бортовой стрелок, бортмеханик и

второй пилот — он же штурман.

172

Им хорошо известно, что интервал от начала прожекторного захвата и до первых

губительных пробоин бортовой обшивки 10–12 секунд.

Но… сильные руки командира рефлекторно рвут штурвал на себя, и многотонная

махина тупо проваливается в спасительную темноту…

Слава Богу, на этот раз, кажется, повезло.

______________

Ночь. Бомбежка. Последние дни войны. На командном пункте германской ПВО кипит

работа. В планшетно-навигационном зале операторы, аналитики и связисты. Молодые

мужчины и женщины. Единомышленники, товарищи, коллеги. Спят здесь же, в

подземелье. Среди них, наверное, имеются пары, склонности и привязанности.

В бункере спертый воздух, вентиляционные шахты гудят с перегрузкой. Сан-гигиена

оставляет желать лучшего, но молодые люди готовы превозмочь любые трудности.

Сегодня они — боевое братство. Через несколько дней — обычные военнопленные, побежденные и растерянные, станут проходить проверку в фильтрационных лагерях

союзников.

А после — для большинства — физическая работа по расчистке завалов разрушенной

столицы и — строительство новой Германии.

Через 15 лет, в 1960, каждый из них получит в дар от своего государства, Федеративной республики, новенький «Фольксваген». Так сказать, в плане компенсации

за исковерканную войной молодость.

В наши дни они — уважаемые граждане уважаемого государства. С нормальными

пенсиями, вполне достаточными для достойного человеческого существования: проживания в хороших условиях, качественного питания, лечения и туристических

поездок в гости к своим бывшим победителям.

ПРЕКРАСНОЕ ЛИЦО

В который раз просматривая кинохронику 39-го года, я вдруг обратил внимание на

прекрасное женское лицо, мелькнувшее среди множества других лиц.

173

Обратил внимание — и тут же включил чуткий механизм покадрового просмотра.

Глядел и не мог наглядеться на эту незнакомку, из глаз которой струилось неподдельное

счастье.

Смотрите: оно, буквально, переливается через края дивных глаз-блюдец… Почему?

Откуда этот неземной восторг? Потому что — молода и красива? Или виною — прекрасная

погода первого дня осени? Или то и другое — вместе? Но рядом с ней так же ликуют

тысячи других людей… и над всем этим — вождь счастливого поколения — Гитлер.

Что за день? Что за праздник?

И тут меня бросило в озноб: я понял истинную причину веселья в тот день на улицах

германских городов… Я так залюбовался молодою красавицей, что упустил из виду

главное: на пожелтевшем листке старого календаря стояло первое сентября 1939 года –

день, который сегодня мы называем началом 2-ой Мировой войны…

Только что немцы узнали по радио, что непобедимые войска вермахта железными

рядами вошли в Польшу, и тут же были организованы парады и демонстрации поддержки.

И — все были безумно счастливы, и — не дрожала камера в крепких руках молодого

кинооператора, и — любимый фюрер был сказочно возвышен — открывая новую эпоху в

истории человечества, но…

Но кто-то невидимый и страшный уже включил точный часовой механизм –

безотказный хронометр ужасной гибели миллионов людей…

А где-то далеко-далеко, в Небесной диспетчерской, сидела в тот день другая

прекрасная Дама — в перламутрово-белом одеянии и чуть постарше той, что была на

вашем экране.

И скажу честно: с нею — доброй и милой — я знаком лично, правда, видел ее только во

сне, зато совсем недавно.

И не заметил у нее никакой косы…

И была она не уродлива, а наоборот — прекрасна…

Вот только, думаю, в тот день, получив наряд на работу, она долго грустно смотрела вниз, на далекую землю, мысленно прикидывая масштабы и размах предстоящих действий…

Но это так, кстати. Лучше вернемся к нашей земной прелестнице из берлинской

праздничной толпы.

Ее будущее — неясно. Возможно, погибнет через пять лет в горящем Дрездене, или

найдет свой конец под падающими стенами берлинских зданий. А может — ей суждено

уцелеть, чтобы встречать такой же восторженною улыбкой новых друзей — американских

и английских солдат, по слухам,