скажешь «забавным»… – предупредила я.

– Интересным. Я нахожу тебя интересной. – Он наклонил голову набок, и пряди волос упали ему на щеки. – И неожиданной. Ты не такая, как я помню.

– Ты не пробыл рядом со мной достаточно долго, чтобы узнать, какая я.

– То, что я почувствовал, когда увидел тебя на том троне, в том платье, сказало мне достаточно.

Я застыла.

– Я ненавидела то платье всеми фибрами души.

– Знаю. Закрой глаза. Я буду промывать твои волосы.

Я сделала, как он просил. Кувшин царапнул каменный пол.

– Что ты знаешь? И что обо мне сказало то, как я сидела на троне в том платье?

– Сказало, что ты позволила себя упаковать и преподнести незнакомцу, – ответил он, начиная смывать мыло с волос. – Сказало, что ты, похоже, стремилась быть отданной, хотя, скорее всего, сама ничего не решала. У тебя не было выбора.

Я резко вдохнула. Было больно, но он так точно выразился.

– Ты мог увидеть во мне девушку, достаточно смелую, чтобы исполнить сделку, в которой я ничего не решала.

– Это я тоже увидел. – Он поднял пряди моих волос, промывая их водой. – Я понял, что ты смелая. Что ты, должно быть, достойна уважения.

Внутри меня что-то перевернулось. Достойна уважения. Что достойного в том, что я должна сделать? Это достойно… и в то же время нет.

– Но я почувствовал не это, когда посмотрел на тебя, – продолжал он. – Я ощутил горечь страха. Терпкость страдания и безнадежности. И соленый вкус решимости. Вот что я почувствовал при виде тебя. Девушки, едва достигшей взрослости, вынужденной исполнять обещание, которое она никогда не давала. Я понял, что ты не хотела там находиться.

Меня потрясла точность его слов, задевшая даже тот уголок души, где хранилось воспоминание об облегчении, которое я почувствовала после его отказа. Но он никак не мог все это узнать.

– Ты все это определил, посмотрев на меня всего несколько секунд? – Я заставила себя усмехнуться. – Не может быть.

– Да. – Он провел пальцами по моим волосам, смывая мыло. – Я все это почувствовал.

– Ты понятия не имеешь, что я чувствовала…

– На самом деле имею. Я точно знаю, что ты чувствовала тогда и что чувствуешь сейчас. Твой гнев горячий и едкий, а неверие – холодное и кислое, как лимон. Есть еще кое-что, – добавил он, и у меня замерло сердце, а глаза открылись. – Не страх. Не могу вполне определить, но чувствую этот вкус. Я могу чувствовать вкус твоих эмоций. На такое способны не все Первозданные, но мне всегда удавалось, как и всем, в ком течет кровь моей матери.

Глава 24

Мои руки соскользнули с бортов ванны в остывающую воду, а сердце заколотилось.

– Правда? – прошептала я.

– Да.

Я несколько раз вдохнула.

– Можешь сказать, что я чувствую?

– Сейчас тебе просто не верится.

– Это… – Я была рада, что сижу. – Довольно бесцеремонная способность.

– Да, – согласился Эш, отставляя кувшин. Он не шевелился. Я тоже. – Вот почему я редко пользуюсь ею намеренно. Но иногда чувства смертного или даже бога столь сильны, что я не могу заслониться от их эмоций. Именно это произошло, когда я посмотрел на тебя. Твои эмоции достигли меня прежде, чем я от них закрылся. Я знал, что хотя казалось, будто ты шла за меня добровольно, на самом деле это было не так.

«Сера, что ты сделала?»

В ушах зазвучал полный паники голос мамы. Я закрыла глаза. До меня дошла суровая истина. Сир Холланд ошибался. Мама была права. Предательский внутренний голос был прав. Это моя вина.

Сердце в груди сжалось. Я покачала головой. Нет. И это неправда. Вина не только моя. Я открыла глаза и хрипло произнесла:

– Я была… напугана. Меня выдавали замуж за Первозданного Смерти. Я волновалась. Разумеется, я чувствовала безнадежность. Будто мне ничто неподвластно. Но я была там. Все же была там. – Говоря это, я не лгала. – Знала, чего от меня ждут, и была готова это исполнить. А ты – нет.

Он молчал, но я чувствовала его взгляд на себе – на моей спине.

– Да, не готов. Мне не нужна была супруга, которую заставили выйти за меня. И пусть ты шла добровольно, это не отменяет того, что это был не твой выбор. Никогда.

– Мой выбор – соблюсти условия сделки, – возразила я.

– Правда? Твоя семья позволила бы тебе отказаться от участия в сделке? Отказать Первозданному? Полагаешь, что могла бы? Разве чувство долга не вбивали в тебя с самого рождения? Не было у тебя никакого выбора.

Боги, он прав. Я это знала. Всегда знала. Я не ожидала, что на всем свете именно он это признает, и именно ему будет не все равно, особенно учитывая, что условия сделки назначил он сам. Но это ничего не меняло. Ни того, что это соглашение сделало с королевством; ни того, что знаменовало мое рождение; ни того, что я должна сделать.

Я открыла было рот и закрыла – во мне возникло совершенно новое чувство. Уважение. К нему. Кого должна убить, чтобы спасти свое королевство. К Первозданному, который неумышленно стал источником моих несчастий. Как можно не уважать его, если он не пожелал участвовать, когда понял, что у меня и правда не было выбора?

Затем пришло недоумение: почему он этого не учел, когда назначал условия? Он мог запросить любую цену. Выбор был за ним.

Мне пришла в голову еще одна мысль, и я вскинула подбородок.

– Ты сейчас читаешь мои эмоции?

– Нет. И это правда. Я знаю, как удерживать свои… стены вокруг тебя.

Он что, счел меня слишком эмоциональной? Как бы то ни было, я благодарна ему за…

– Что ты имеешь в виду, говоря о стенах?

– Это как Вал вокруг Гадеса, только вот здесь. – Он похлопал пальцем по моей голове. – Выстраиваешь их мысленно. Это своего рода щиты.

– Это… сложно.

– Этому пришлось очень долго учиться.

– Я кое-чего не понимаю, – заявила я чуть погодя. – Зачем ты вообще просил супругу? Ты мог потребовать что угодно, когда заключал сделку.

– Ответ на твой вопрос очень сложен.

– По-твоему, у меня не хватит ума, чтобы понять?

– По-моему, этот разговор нужно продолжить, когда ты будешь полностью одета.

– А ты боишься, что я попробую тебя утопить? – огрызнулась я.

Эш рассмеялся, выжимая воду из моих волос.

– И это тоже. – Он взял одну из шпилек, которые я вытащила из косы, свернул мои волосы и сколол их концы так, чтобы они не упали обратно в воду. – Надеюсь, мои услуги