и сделал еще глоток. – И причина, по которой на меня пытаются оказать влияние, имеет отношение к вопросу, которым ты, похоже, одержима. Который очень сложен и на который лучше не отвечать, когда один из нас купается.

У меня ушло мгновение, чтобы сообразить.

– Почему ты не исполнил сделку?

Он кивнул.

– Потому что я ее не заключал.

Потрясенная, я медленно поставила стакан на кровать.

– Что?

– Это был не я. Я тогда не был Первозданным Смерти. – На его лице появилось напряженное выражение. – Это был мой отец. Он заключил сделку с Родериком Мирелем. Это он потребовал себе в супруги первую дочь из рода Мирелей.

Глава 25

Я могла только смотреть на Эша. Его слова эхом звучали в моей голове. Во мне вскипело отрицание. Я не хотела верить, но у озера Эш говорил, что не все Первозданные жили с самого начала.

Мне просто не приходило в голову, что он имел в виду Первозданного Смерти.

Мысли в голове завертелись.

– Первозданным Смерти был… твой отец? Он заключил сделку?

– Да. – Эш уставился на почти пустой стакан. – Мой отец много кем был.

Был.

– Он умер?

– Первозданные нечасто умирают. Уход такого могущественного существа может вызвать резонанс, который почувствуют даже в царстве смертных. Может даже привести в действие столь мощные силы, что порвется ткань, связывающая наши царства. – Он покрутил в стакане оставшуюся жидкость. – Единственный способ предотвратить это – передать силу, то есть итер, тому, кто сможет ее удержать. – Его рука застыла. – Вот что случилось, когда отец умер. Все перешло ко мне. Страна теней. Двор. Его обязанности.

– И я? – хрипло добавила я.

– И сделка, которую он заключил с Родериком Мирелем.

Я резко выдохнула, и во мне взорвались эмоции. Я ощутила облегчение, потому что, если бы обязательства не перешли к Эшу, не было бы возможности остановить Гниль. Но потом до меня дошло, что если бы условия сделки не перешли к нему, то в момент смерти Первозданного она расторглась бы в пользу Ласании. Этого не произошло. Очевидно, Эш все же ее унаследовал. И мое облегчение исчезло. Появилось чувство, которое я не хотела и не могла признавать.

Он перекинул ногу за ногу.

– Пей, льесса. У тебя такой вид, словно тебе нужно выпить.

Мне потребовалась бы целая бутылка виски, чтобы продержаться до конца этого разговора. Я сделала большой глоток, и сама этому удивилась. Когда ставила стакан на стол, мне кое-что пришло в голову.

– Ты говорил, что есть Первозданные, которые моложе некоторых богов. Ты ведь говорил о себе?

Он кивнул, и я крепче сжала стакан.

– Ты… уже существовал, когда он заключил сделку?

Я сразу пожалела, что спросила, ведь если его тогда еще не было и ему придется умереть из-за поступка своего отца… то все еще хуже.

– Я тогда только прошел через Отбор – определенный период в жизни, когда наши тела достигают зрелости, старение замедляется, а итер усиливается. Мне… – Он поджал губы. – Мне было примерно на год меньше, чем сейчас тебе.

От того, что он тогда по крайней мере уже жил, легче не стало. Он был моего возраста. Вспомнилось, что он сказал в Большом Чертоге. «Выбора больше нет. Прошу за это прощения». Боги. Выбора не было не только у меня, но и у него. Он это не выбирал. Мне стало дурно.

Он склонил голову.

– Ты удивлена?

Я напряглась.

– Ты читаешь мои эмоции?

– Твое потрясение немного пробилось сквозь мои стены, но они стоят. – Он поймал мой взгляд. – Клянусь.

Я поверила ему. Закрываться от моих эмоций – добрый и порядочный поступок.

Я выпила еще.

– Конечно, удивлена. Сильно. Ты вовсе не так стар, как я думала.

Он вскинул темную бровь.

– Для смертных есть разница между двумя сотнями и двумя тысячами лет?

Разве он не спрашивал об этом у озера?

– Да. Как ни странно это звучит, разница есть. Две сотни лет – это долго, но две тысячи – непостижимо.

Эш ничего не ответил, и это дало мне время попытаться разобраться во всем – почему его отец так поступил.

– Твоя мать?..

Его бровь поднялась еще выше.

– Ты говоришь так, будто не уверена, что она у меня была.

– Думаю, была.

– Хорошо. Я на миг испугался, что ты могла поверить, будто я вылупился из яйца.

– Не знаю, что на это ответить, – вымолвила я. – Твои родители не жили вместе?

– Они жили вместе.

Я открыла рот, закрыла, потом все же попыталась спросить:

– И они… нравились друг другу?

Он опустил подбородок.

– Они очень любили друг друга, насколько я помню.

– Тогда, уверена, ты поймешь, почему я еще больше недоумеваю, зачем твой отец просил супругу, когда у него уже была жена.

– Когда он заключал сделку, у него больше не было жены, – тихо поправил Эш. – Мама… умерла при родах.

Я приоткрыла губы. Во мне поднималось сожаление, печаль, которую я не хотела испытывать по отношению к нему. Я попыталась ее подавить, но не смогла. Она камнем опустилась мне на грудь.

– Не извиняйся. – Он повертел шеей из стороны в сторону. – Я сказал это не затем, чтобы ты меня жалела.

– Знаю.

Я прочистила горло и подавила желание спросить, как они умерли. Хотела знать, но чутье подсказывало: чем больше узнаю о их смерти, тем труднее будет сделать то, что я должна.

– Вот почему ты так и не потребовал исполнения сделки.

– Ты на это не соглашалась.

Узел в груди затянулся еще сильнее, хотя ему следовало ослабнуть. Как и после открытия, что не он заключал соглашение, которое сделало меня тем, кем я сейчас являюсь. Убийцей. Соглашение, которое лишило меня выбора. И отправило по пути, где я в итоге погибну.

Но, боги, я хотела, чтобы сделку заключил он. Тогда я могла бы за это держаться. Убедить себя, что он получает по заслугам. Оправдать свои действия.

– Ты тоже на это не соглашался, – заявила я, глядя на него.

Он изучал меня со свойственной ему пристальностью, а затем отвел взгляд.

– Так и есть.

Я посмотрела на свой стакан. Мне больше не было дурно. Хотелось плакать. Боги, когда я последний раз плакала?

– Тебе известно, почему твой отец попросил супругу?

– Я задавал себе этот вопрос тысячу раз. – Эш рассмеялся, но без веселья. – Понятия не имею почему. Зачем он захотел получить в супруги смертную. Он умер, любя мою мать. Это не имело смысла.

Да, не имело, и это еще больше сбивало с толку.

– Почему ты не пришел ко мне