Он вдыхает затхлый воздух, тянет себя вперед, медленно, время идет, секунды, минуты, ему кажется, что труба идет наверх, и это вполне может так быть, если она выходит где-то в саду.

И тут он видит свет. Сначала только луч, потом все больше и круглее, чем ближе он подползает. Как ложное обещание, что на другом конце есть что-то лучше.

Дополз.

Решетка.

Металлическая решетка, за ней сухая трава. Тупик. Дальше ему не пробраться.

Он никогда не сможет проползти весь путь обратно ногами вперед. Может быть, он застрял здесь навсегда. Под конец вонь почувствуют во дворце, и обслуга, идя на запах, обнаружит его сгнившее лицо. Он жмет руками на решетку, потом продевает пальцы в квадраты и пытается жать на решетку вверх. Видит на другой стороне мелкие белые и желтые цветочки ладанника, размытые, как в тумане. Его мучает жажда. Першит в горле, жжет в ране.

Отстрелить решетку? Но тогда меня услышат, поймут, что я здесь.

Он упирается руками в стороны, напрягается и начинает бить решетку головой, опять и опять. Чувствует, как рвется кожа на лбу, но решетка поддается, и он выползает наружу, дышит, смотрит наверх, ожидая увидеть лица мужчин, дуло пистолета, но видит только кусты, дерево пинии и большой фикус с толстыми корнями. Направо небольшой каменный дом с развалившейся крышей. Аллея пальм и огромных платанов ведет к гигантскому строению, до которого несколько сот метров.

Он становится на колени. Отряхивает с себя грязь, кладет мобильник в карман и засовывает пистолет сзади за пояс брюк. И идет по аллее.

Раннее послеобеденное солнце отбеливает камни стены, обжигает ветви плюща, карабкающегося на самый верх ограды. Он идет от дерева к дереву, выходит на газон, ведущий к широкой лестнице ко дворцу. Фасад облупился, большие куски отделки давно попадали. За ржавой решеткой видны выбитые стекла окон.

Он переходит открытую площадку перед домом. Каждую секунду ждет пули. Но подходит к лестнице, не заметив ни одной души, они, скорее всего, ждут его внутри, должны ждать.

Он поднимается по лестнице. Попадает на гигантскую выложенную плитами террасу с пустым бассейном. Потрескавшийся голубой кафель, на дне валяются иссохшие зеленые водоросли. На площадке та самая статуя Христа с отломанной рукой, которая никого не приветствует, глаза статуи залеплены птичьим пометом.

Шезлонг из серого от времени дерева под желтым зонтом.

На нем лежит голый до пояса мужчина.

Кучерявые волосы. Рыжий. Желтое кепи рядом на земле. Плечи покрыты веснушками, впалая грудь с выпирающими ребрами, белая кожа.

– Кондезан! – кричит Тим. – Это ты Лопес Кондезан?

Мужчина садится, перебрасывает ноги вниз через бортик шезлонга.

Тим смотрит на дом, окна, но не видит за стеклами ни единого человека. Он хочет создать иллюзию, что мы здесь одни, но это не так, я чувствую.

Тим делает пару шагов к Кондезану.

– Ты хочешь отобрать у Наташи воду, да?

Он так близко подошел к мужчине в шезлонге, что видит его голубые глаза с красными прожилками.

– А когда она подпишет бумаги, то вы устроите ей какой-нибудь несчастный случай. Или она повесится, как ее муж. Женщина, потерявшая рассудок от горя.

– Знаешь, этот дом начал строить еще мой прапрапрапрапрадед, – говорит Лопес Кондезан и выпрямляет спину. – После того как он побывал в Мексике вместе с Наварро, убивал и насиловал маленьких детей и их матерей. Можешь себе представить? Он давал женщинам выбор, быть изнасилованной или умереть. Но потом все равно их убивал. И их детей тоже. Иногда он швырял детей в кипяток и варил их заживо на глазах у матерей. Он был человеком крайностей.

– Вы убили Шелли тоже, – говорит Тим. – И его друга Эндрю.

Он подходит еще ближе к Кондезану.

– Никогда не знаешь, что знает кто-то другой. – Кондезан смотрит на дом и продолжает. – Там пятьдесят комнат. Сотни фресок. Похоже, что тебя мучает жажда. Хочешь воды?

– Куда вы дели Наташу?

– Ты знаешь, сколько денег требует поддержание в приличном состоянии такого дома?

Кондезан улыбается узкими розовыми губами, а из дома выходят двое мужчин в светлых костюмах с пистолетами наготове.

– Где вы ее держите?

В воздухе медленно колышется пыль.

– Там?

Тим показывает на дворец.

Кондезан встает. Идет к нему, и Тим думает вытащить пистолет, но тогда его, скорее всего, пристрелят эти двое.

– Я понимаю, что ты хочешь ее найти, – говорит Кондезан. – Но это не твое дело. И в доме никого нет. Теперь вот я думаю, что делать с тобой. Как ты сам считаешь?

– Где Наташа? – спрашивает Тим.

– На острове наверняка сотни тысяч незнакомых девушек. Разве можно быть в курсе, кто из них и где находится?

Кондезан опять опускается в шезлонг.

– И не спрашивай меня про свою дочь. Я ничего о ней не знаю.

– Ты уверен? Я в этом не убежден.

– Сейчас наступило хорошее время, – говорит Кондезан, – и тогда старые времена начинают мешать. – Он делает жест мужчинам, но Тим наготове, он выхватывает пистолет, бросается вперед и, прежде чем те успевают среагировать, приставляет пистолет к подбородку Кондезана.

Вынуждает его встать.

– Вот это было лишним, – говорит Кондезан.

Тим ведет его мимо охранников.

Вниз по лестнице в направлении синих железных ворот, и Кондезан кричит своей охране «не стрелять, не стрелять».

Тим идет рядом, нажимает пистолетом вверх.

– Где проходят ваши сборища?

– Десять тысяч евро только за ремонт куска стены. Совсем с ума сошли.

– Твой друг Хоакин. Что он с ними делает? С женщинами, которых вы заказываете у мамасан Эли?

Кондезан поворачивает голову, и их глаза встречаются.

– Хоакин не такой, как мы, – говорит он, и его взгляд меняется, как будто бы он вспомнил забытый код.

Ветер шевелит кроны деревьев.

– Если ты меня убьешь, то никогда ее не найдешь, – говорит он, и Тим понимает, что он имеет в виду обеих, и Наташу, и Эмму.

– Значит, ты знаешь, где они?

– Нет. Но ты убил бы, если бы нашел того, что надругался над твоей дочерью, убил бы?

– Стрелять? – орет один из охранников.

– Не стреляй. Назад.

Тим дает Кондезану нажать на кнопку у синих ворот, и в замке слышится жужжание. Железо отъезжает в сторону, и Тим тащит спотыкающегося Кондезана к деревне, вдоль стены, к машине, проезжающая мимо красная «Вольво» сигналит, но не останавливается. У церкви он убирает оружие от подбородка Кондезана. Бежит к машине. Мимо церкви, вниз по узкой улочке, в уголке глаз мелькает долина у гор. Он слышит за спиной голоса, ждет, что услышит выстрел из пистолета, почувствует удар, жжение, а потом упадет. Но вместо этого он слышит, как Кондезан кричит: