Грязная розовая ткань, светлые пряди волос, которые шевелятся на ветру, как хрупкие головки белых одуванчиков.

Он замедляет бег, медленно подходит к тому, что он видит.

«Правда, это круто».

Ее голос эхом разносится над долиной, шепчет, папа, папа, папа, ты здесь, розовая ткань, пятна, коричневые и другие, и он опускается на колени, ложится и лежит рядом с ней, обнимает ее и начинает падать. Он падает, и горы, трещины, уступы, птицы, и пар, поднимающийся с моря, листья, цветы гвоздики, колючие глаза тонких облаков, все они видят, как он падает, как падает на землю, исчезает в бесконечном тяготении земли и неба, проваливается в ничто.

Он так и лежит, пока не засыпает.

Просыпается от того, что с его щеки пропадает солнце.

Он встает, вылезает из оврага, идет обратно к машине, и через несколько часов он уже сидит в самолете на Стокгольм. Он видит, как облака закрывают контуры земли, и представляет себе города и деревни, озера, реки и поля, которые скрыты от его глаз.

Он садится в пятом терминале аэропорта Арланда на скоростной поезд до центрального вокзала. Мягко падает снег этим темным вечером, когда он идет пешком до сквера Тегнера. Входит во двор, поднимается на второй этаж.

Тихо стоит несколько минут на лестничной площадке. Переводит дух. Потом нажимает пальцем на звонок.

Ребекка движется по ту сторону двери. Ноги глухо ступают по деревянному полу, она идет ему навстречу, медленно, будто парит в воздухе.

Дверь открывается, и там стоит она, в белом махровом халате, с растрепанными волосами, и в еще более белых носках на ногах.

Она затаскивает его в прихожую и закрывает дверь. Он открывает рот, чтобы сказать то, что он хочет сказать, но она не дает, а молча кладет его руку на свой теплый живот и шепчет.