Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утомленный, Хехт обратился с этим вопросом к своему другу, режиссеру Эрнсту Любичу, единственному голливудскому еврею, который, казалось, хоть в малой степени поддерживал позицию Хехта. После того как Хехт перечислил свою череду неудач с одним влиятельным человеком за другим, Любич выразил удивление, что Хехт не обратился к Дэвиду О. Селзнику, который к тому времени был одним из самых влиятельных людей в городе. Селзник все еще находился на гребне популярности своего фильма «Унесенные ветром» 1939 года, который грозил стать одним из самых кассовых в истории кино. Будучи сыном продюсера-первопроходца Льюиса Селзника, Дэвид Селзник также заключил самый близкий к голливудской династии брак — с дочерью Луиса Б. Майера Ирен. Теперь, после таких успехов, Дэвид Селзник мог оказаться единственным человеком, обладающим смелостью своих убеждений, готовым встать на сторону еврея. Если, как заметил Любич, человека такого масштаба, как Дэвид Селзник, удастся убедить подписать телеграмму в качестве спонсора вместе с Хехтом митинга в поддержку еврейской армии, то все в Голливуде — звезды, режиссеры, руководители студий, пресса — придут на него. В Голливуде приглашение от Селзника было приказом. Бен Хехт в своих мемуарах рассказывает о том, что произошло:
«Я позвонил Дэвиду на следующий день и с радостью обнаружил, что в моем друге не было ни на йоту съежившегося безбилетного пассажира.. Тем не менее, он был полон аргументов. Это были аргументы не еврея, а нееврея.
«Я не хочу иметь ничего общего с твоим делом, — сказал Давид, — по той простой причине, что это еврейское политическое дело. А меня не интересуют еврейские политические проблемы. Я американец, а не еврей. Я интересуюсь этой войной как американец. Было бы глупо с моей стороны делать вид, что я вдруг стал евреем, с какой-то набившей оскомину еврейской психологией».
«Если я смогу доказать, что вы еврей, Дэвид, — сказал я, — подпишете ли вы телеграмму в качестве коспонсора вместе со мной?»
«Как вы собираетесь это доказать?» — спросил он.
«Я вызову любых трех человек, которых вы назовете, — сказал я, — и задам им следующий вопрос: как бы вы назвали Дэвида О. Селзника — американцем или евреем? Если кто-то из них ответит, что он назвал бы вас американцем, вы выиграли. В противном случае вы подписываете телеграмму».
Дэвид согласился на тест и выбрал три имени. Я позвонил им, при этом Дэвид подслушивал в трубку.
Мартин Куигли, издатель «Вестника кинопрокатчиков», ответил на мой вопрос быстро.
«Я бы сказал, что Дэвид Селзник был евреем», — сказал он.
Наннелли Джонсон несколько мгновений колебался, но в конце концов предложил тот же ответ. Лиланд Хейворд ответил: «Ради Бога, что случилось с Дэвидом? Он еврей и знает это».
Как и предсказывал Любич, когда имя Дэвида Селзника оказалось внизу телеграммы вместе с именем Хехта, заявки на участие в акции «Еврейская армия» посыпались со всех концов города. Сэм Голдвин немедленно отправил ответное письмо с просьбой «с удовольствием принять это достойное дело», а затем провел несколько часов с женой, обсуждая, что ей надеть на мероприятие — «одеться богато» или «одеться бедно». Телеграмма Хехта-Селзника, похоже, привела в более благожелательное состояние даже Гарри Уорнера, и хотя несколькими неделями ранее он приказал выгнать Хехта из своего кабинета, когда зашла речь о том же самом, теперь он ответил, что с большим удовольствием примет участие в мероприятии. Так же поступил и Чарли Чаплин, что стало еще большим сюрпризом. Чаплин всегда избегал участия в мероприятиях, которые могли бы показаться «еврейскими», чтобы не дать повод для упорных слухов о том, что он криптоеврей. Магическое имя Селзника помогло.
Митинг проходил в помещении магазина компании «Twentieth Century-Fox» весенним вечером 1941 года. Первым выступил сенатор Клод Пеппер из Флориды, который ранее обедал в загородном клубе Lakeview, в то время, как его калифорнийские хозяева ждали на улице — в соответствии с правилами клуба, запрещавшими пускать в ресторан евреев. Пеппер в серебристых тонах тепло отозвался о достоинствах и культуре евреев, и их роли в истории, но, к разочарованию Хехта и Питера Бергсона, не затронул тему еврейской армии. Следующим на трибуну поднялся полковник британской армии Джон Х. Паттерсон, DSO, который во время Первой мировой войны командовал Еврейским легионом, когда тот перешел Красное море и вошел в Палестину. Полковник Паттерсон в полном обмундировании, украшенном медалями и орденами, представлял собой внушительную фигуру, и когда он поднялся для выступления, ему аплодировали стоя, как и подобает настоящему британскому герою в тот вечер, когда благополучие Великобритании было главным в мыслях каждого американца.
Однако по мере того, как полковник начинал развивать свою речь, среди его слушателей появлялись растерянные лица. Он начал с восхваления храбрости Еврейского легиона и Владимира Жаботинского. Затем он перешел к подробному рассказу о том, как плохо обращались с Жаботинским англичане. Англичане, продолжал добрый полковник, были по сути своей антисемитами, и после того, как Еврейский легион храбро вошел в Палестину, Англия попыталась низвести легион до уровня простого рабочего батальона. Далее он приводил один за другим примеры британской нечестной игры и антисемитизма, а затем перешел к теме обещания британцев евреям сделать Палестину их родиной. По словам полковника, на самом деле британцы не собирались ничего подобного делать. Наоборот, под видом охраны порядка и защиты территории они готовятся захватить Палестину и изгнать оттуда евреев. Полковник Паттерсон продолжал и продолжал обличать вероломных, двуличных, коварных