закодированных телеграммах, которые Кеннеди дал посмотреть Шенку, Кеннеди разрабатывает формулу, по которой киноиндустрия может снять и вывести из Англии гораздо больше денег, чем было разрешено законом. Для таких изъятий действовал потолок в пять миллионов долларов, но Кеннеди заверил Шенка, что этот потолок может быть увеличен до двадцати-тридцати миллионов. Кроме того, деньги будут выводиться из Англии в долларах, а не в английских фунтах, что было важно, поскольку фунт стерлингов находился в ослабленном, напуганном войной состоянии. Шенк предупредил Голдвина, чтобы тот не пытался вмешиваться в планы Кеннеди, поскольку, по словам Шенка, Кеннеди был «жестким клиентом и обижался на тех, кто пытался идти на поводу у Государственного департамента». В качестве посла Кеннеди должен был иметь дело непосредственно с канцлером казначейства Великобритании сэром Джоном Саймоном. Было ли все это законно? Кто знает? Но для нашего американского посла это выглядело странным внеклассным занятием. И это свидетельствовало о том, что Голливуд более чем немного побаивался г-на Джозефа П. Кеннеди.

Кеннеди окажется полезным для своих голливудских коллег и в других отношениях. После отмены сухого закона Кеннеди, как и другие участники торговли спиртными напитками, стал легальным импортером, и новым важным источником его богатства стал импорт шотландского виски под названием Black Tartan. Когда в 1939 году Великобритания объявила войну Германии, шотландский виски стало очень трудно достать в США. В то время как другие американские винокуры экспериментировали с так называемым «шотландским виски», очень плохой имитацией, у тех, кто имел связи с послом Кеннеди, никогда не возникало проблем с получением настоящего. Говорят, что отель «Беверли Хиллз» был одним из немногих мест в стране, где в течение всей войны всегда можно было купить хороший виски, и это всегда был Black Tartan. Как он был доставлен, кроме как дипломатической почтой, так и осталось невыясненным.

Евреи Голливуда по-разному отреагировали на эдикт Кеннеди о молчании по поводу обращения Гитлера с евреями. Сэм Голдвин, например, рассудил, что сообщения о концлагерях и массовых убийствах «вероятно, преувеличены», и другие придерживались этой утешительной точки зрения. Но, по крайней мере, один человек решил не бояться Кеннеди и высказаться на эту тему — непостоянный сценарист Бен Хехт. Родившийся в Нью-Йорке в семье русских эмигрантов, Хехт стал своего рода голливудским дикарем и призраком. В различных статьях для газет и журнала «Ридерз Дайджест» Хехт начал жаловаться на процесс «десемитизации», который он наблюдал в популярном искусстве, и «почти полное исчезновение еврея из американской художественной литературы, сцены и кино». Этот процесс, по его мнению, был призван подавить любое возмущение еврейской политикой Гитлера и максимально уменьшить человеческий подтекст слова «еврей». В Голливуде, однако, Бен Хехт считался немного сумасшедшим, как, впрочем, и все писатели. («Никаких писателей на сюжетных конференциях!» — таково было одно из знаменитых правил Сэма Голдвина).

Но протесты Хехта привлекли к нему внимание молодого еврейского активиста по имени Питер Бергсон. Бергсон, палестинец, был членом «Иргун Цеваи Леуми» — вооруженной антибританской организации, основанной Менахемом Бегином для помощи Израилю в его борьбе за свободу. Члены группы Бергсона приехали в США, чтобы собрать деньги для еврейских сил в Палестине. Сам Бергсон был учеником воинствующего сиониста Владимира Жаботинского, который родился в Одессе, но вырос в Италии, где испытал сильное влияние рисорджименто. В Палестине Жаботинский организовал еврейский легион, который немало поспособствовал укреплению морального духа евреев, но появился на сцене слишком поздно, чтобы нанести большой урон туркам или сместить британское присутствие. Жаботинский был убежден, что еврейские вооруженные силы необходимы для создания еврейского государства, к неудовольствию более консервативных сионистов, таких как Хаим Вейцман и Луис Брандейс. Проблема заключалась в том, что сионисты расходились во мнениях относительно приоритетов. Одни считали, что создание государства Израиль должно стоять на первом месте, чтобы евреям Европы было куда эмигрировать. Другие считали, что более актуальной задачей является спасение еврейских жизней любой ценой.

В начале 1940 г. Жаботинский приехал в США и перед многотысячной аудиторией евреев в Мэдисон Сквер Гарден заявил, что единственным выходом из тяжелого положения евреев Европы является создание еврейской армии, которая будет сражаться вместе с союзниками в качестве независимого подразделения, как «Свободные французы». Такая армия, утверждал Жаботинский, навсегда опровергнет утверждение о том, что евреи — плохие солдаты. Хотя Жаботинский привел в восторг свою аудиторию в Нью-Йорке, британский МИД был менее доволен его крестовым походом. В Лондоне опасались — и, как оказалось, не без оснований, — что Жаботинский действительно имел в виду еврейскую бригаду, сформированную, обученную, оплаченную и оснащенную Британией, которая впоследствии будет использована для вывода Палестины из-под британской опеки. Уже сейчас в Палестине англичане приняли ряд антисемитских законов. Так, например, было установлено, что в армию Его Величества может быть призван только один еврей на каждого араба. Поскольку арабы в армию не шли, это означало, что и евреи не могли. В Лондоне Жаботинский был назван «еврейским фашистом». Однако через несколько месяцев после выступления в Мэдисон Сквер Гарден Жаботинский умер от сердечного приступа. Знамя еврейской армии подхватил Питер Бергсон.

Воодушевленный статьями Бена Хехта, Бергсон связался с Хехтом, встретился с ним в Нью-Йорке и сразу же попросил его стать американским лидером великого дела. Нужны были средства не только на еврейскую армию, но и на проведение широкой кампании демонстраций и газетной рекламы, чтобы привлечь внимание американской общественности к бедственному положению евреев Европы. Одни из самых богатых евреев Америки, как отметил Бергсон, находились в Голливуде, и Хехт, имея все свои «влиятельные связи» в киностолице, наверняка мог бы с легкостью выбить «миллионы» у тамошних еврейских магнатов. Бергсон, конечно, не совсем верно представлял себе положение Хехта в голливудском сообществе. Хехт был всего лишь сценаристом, и уже одно это обстоятельство ставило его в самый низший эшелон голливудской элиты. Более того, в 1940 г. Хехт боролся с репутацией «ненадежного человека» и был в серьезных отношениях, по крайней мере, с двумя важными продюсерами за то, что якобы не справился с работой по переписыванию фильма «Колыбельная». Кроме того, Бергсон, вероятно, переоценивал богатство руководителей студии. Хотя они платили себе огромные зарплаты и жили как короли, большинство из них, как, например, Сэм Голдвин, в то же время были сильно задолжали нью-йоркским и калифорнийским банкам.

Тем не менее, лесть всегда была важным средством убеждения, и, несомненно, Хехту было приятно услышать от Бергсона, что он является столь значимой фигурой. Не раздумывая, Хехт согласился возглавить «Еврейскую армию» и в начале 1941 года отправился на Западное побережье, чтобы добиваться своего от продюсеров.

Первая