Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В головоломке было много интригующих деталей, но четкого решения не было. Кто, например, был этот загадочный венгр? Был ли он частью схемы, а двести тысяч долларов — его гонораром за помощь Кесслеру в ее реализации? Но между займом венгра и великодушным жестом г-на Сэма прошло четыре года. Или это время было дано лишь для того, чтобы запах остыл? И что делать с внезапным самоубийством мисс Бомер? Действительно, шел 1930 год, грянула Великая депрессия, ее давний босс обращался с ней очень плохо, и, возможно, она чувствовала себя на пределе своих сил. А может быть, это было вовсе не самоубийство? Может быть, мисс Бомер, говоря языком преступного мира, «слишком много знала», и от нее нужно было избавиться?
В этом случае неоднозначную роль играл Эмиль Шварцхаупт, который первым предложил г-ну Сэму сделать доброе дело. В том же 1934 году г-н Сэм заключил с г-ном Швартцхауптом довольно необычную для него деловую сделку. Шварцхаупту принадлежал ликеро-водочный завод Calvert в городе Релей, штат Мэриленд, и г-н Сэм хотел его купить. Вместо того чтобы сделать Шварцхаупту предложение, как это было бы принято, и ждать, пока Шварцхаупт вернется с более высокой ценой, а затем договориться о какой-то средней цифре, г-н Сэм сказал Шварцхаупту, чтобы тот назвал свою цифру. Какой бы она ни была, господин Сэм заплатит ее. Обычного торга не будет. Шварцхаупт назвал свою цену, и ему заплатили. Позже Шварцхаупт будет ворчать, что, возможно, он назвал слишком низкую сумму.
Однако у Шварцхаупта все было в порядке. Он уже стал вторым по величине акционером Schenley's, продав свою компанию Bernheim Distilling Company в Луисвилле Лью Розенштилю, злейшему конкуренту г-на Сэма.
1934 год, первый полный год отмены сухого закона, был суматошным для возрожденной американской ликеро-водочной промышленности, годом быстрых сделок, борьбы за рынки сбыта, ценовых войн, поспешного принятия новых законов и правил, а также внезапных перемен. Многие факты, которые могли бы стать известными, были безвозвратно утеряны в суматохе того смутного года, а все фигуранты «дела Кесслера» уже умерли. Корпорация Seagram, отвечая на запросы, по-прежнему официально не знает о каких-либо тайных сделках, которые могли или не могли иметь место, но также не желает пересылать такие запросы в Институт дистиллированных спиртных напитков, членом которого является Seagram's. Компания Seagrams предлагает только одно объяснение благодеяния г-на Сэма по отношению к Джулиусу Кесслеру: это было «доброе дело».
Если это так, то г-н Сэм, безусловно, был последователен. Даже после смерти Юлиуса Кесслера он остался верен виски Kessler's Special и уделял особое внимание рекламе и продвижению этой марки, громко заявляя: «Kessler's с содовой, пожалуйста!», когда заказывал напиток в общественном баре или ресторане. Но потом, в конце концов, виски Kessler's стал приносить прибыль компании Seagram's. И до сих пор приносит деньги.
Но, возможно, последнее слово в этом вопросе принадлежит самому мистеру Сэму. Просматривая гранки тщательно отмытой официальной истории своей компании, которая должна была войти в один из годовых отчетов Seagram's перед акционерами, г-н Сэм захлопнул страницы и сказал: «Все это полная чушь. Если бы я говорил только правду, я бы продал десять миллионов экземпляров!».
По мере того, как в Европе наступали мрачные 1930-е годы и росло могущество нацистской Германии, все больше американских евреев осознавали все более институционализированный антисемитизм, который приведет к гитлеровскому «Окончательному решению» в отношении евреев Европы. К 1933 году стало очевидно, что разглагольствования Гитлера — это не просто политическая риторика, и американцы с опаской наблюдали за ухудшением ситуации в Центральной Европе. Именно в тот год Роуз Пастор Стоукс заболела, и ее недуг был диагностирован как рак груди. Врач из Германии сообщил о больших успехах в лечении рака — немецкие врачи по-прежнему считались лучшими в мире, — и ее муж и друзья решили, что ее следует отправить в Германию для получения медицинской помощи. Конечно, это было сопряжено с немалым риском из-за нацистов, к тому же ни у Розы, ни у ее мужа не было денег.
В апреле того же года около пятисот ее старых друзей и поклонников собрались в нью-йоркском зале Webster Hall, чтобы попытаться собрать средства на заграничную поездку. Председатель собрания Александр Трахтенберг утверждал, что причиной рака Роуз стали жестокие пинки и побои, нанесенные ей полицейским во время забастовки швейников в 1917 году. Ее новый муж подтвердил этот инцидент, но сказал, что, скорее всего, он был лишь сопутствующим фактором. Было собрано достаточно денег, чтобы отправить Розу к немецкому врачу.
Хотя ей было всего пятьдесят три года, сейчас она выглядела гораздо старше. Ее знаменитая тициановская грива волос поредела и покрылась сединой, она носила ее небрежно, закрепив шпильками и гребнями. Казалось, она потеряла всякий интерес к своей некогда прекрасной внешности, а удивительно тонкая и стройная фигура, о которой так восхищенно писал журнал Harper's Bazar в 1905 году, потяжелела. На лице — она не пользовалась косметикой — появились морщины, а под глазами — темные круги. Лицо, хотя и более полное, грубое, казалось опечаленным и осунувшимся под тяжестью утраченных сил. Казалось, она была побеждена и любовью, и временем.
Несмотря на то, что ее называли предательницей и подстрекательницей, в душе Роуз была патриоткой. Ее патриотизм — как и патриотизм ее соратников по основанию Американской коммунистической партии — был, возможно, идеализированным, нереальным, непрактичным. Она видела недостатки американского общества, но средства, за которые она боролась, были предназначены для всех американцев, а не только для американцев еврейского происхождения. Она предвидела социальную революцию в Америке, и, конечно, ее видение оказалось ошибочным. В 1933 году, когда пятнадцать миллионов американцев остались без работы, страна была, пожалуй, ближе к революции, чем когда-либо в своей истории. Но она не произойдет.
Когда она оказалась в Германии, ее местонахождение держалось в секрете, чтобы защитить ее от преследований. Но было объявлено, что она отправляет домой два чемодана бумаг — автобиографию, которую она пишет. Если бумаги и были отправлены, то они так и не дошли. Она умерла в Германии 20 июня 1933 г., и ее крестовый поход, который она сама, возможно, не совсем понимала, закончился.
24 июля около четырехсот ее соратников-коммунистов
