Практически вся рота собралась там. Нэйт вел с Кайзером серьезную беседу возле бара и постукивал рукой под ритм песни, которая звучала через новую стереосистему. Коннорс с Банджо веселились за соседним столиком. Фэррис пил «Севен-Ап», но все равно улыбался. Холл сидел в углу и разглядывал настенную живопись. Катастрофа обсуждал дела с Крэйном, полностью загораживая собеседника. Вендалл и Барбер рассматривали работающий магнитофон. Реслер с ребячьим восторгом смаковал второе пиво. Райкер выпил больше обычного и сильно раскраснелся. Я стоял у бара и размышлял о том, уж не подхватил ли я в Тайбэе триппер.

– Ты ничем не болеешь? – произнес я тогда, указав на ее промежность. – Ничем таким?

– Я? – ее лицо приняло страдальческое выражение. – Я? Не глупи. Я не болею.

– Чего я точно не могу себе позволить, так это трипак, – объяснил я.

– Слушай, – запыхтела она. – Я практически девственница.

Я заметил тишину, и в этот же момент Реслер пихнул меня в бок.

– Боб, – зашептал он. – Сестрички приехали.

Полковник прибыл тихо, зашел через заднюю дверь и привел обещанных медсестер. Бьюсь о заклад, они даже не подозревали о том, что стали главным источником вдохновения для строительства дома офицеров. Было очевидно, что они чувствовали себя ужасно неловко. Все собравшиеся тихо и сосредоточенно следили за тем, как четыре женщины почтенного возраста и звания рассаживались за столиком полковника. Как тут не занервничаешь.

Музыка продолжала играть. В зал вошли два крайне пухлых лейтенанта. Я смотрел на дверь, ожидая остальных. Всё. Мы поняли это спустя долгую минуту. Разговоры возобновились.

– В этой гребаной дивизии должны же быть настоящие медсестры, – рычал Коннорс. Банджо натурально плакал от смеха.

– Вон сидят медсестры, – сообщил Реслер.

– Ты понимаешь, о чем я, – не успокаивался Коннорс. – Медсестры, понимаешь? У которых сиськи торчат здесь, – он показал руками, – а не болтаются здесь. Черт, да моя бабка и то выглядит сексуальней.

Полковник оглядывался вокруг, пока его адъютанты переговаривались с медсестрами.

– Дамы, – пьяный уорент-офицер подгреб к столику и вежливо поклонился медсестрам. – Джентльмены, – он кивнул адъютантам. – Сэр, – снова поклонился.

Полковник свирепо уставился на него. Медсестры засмеялись. Когда парень развернулся, чтобы уйти, полковник расслабился. В момент, когда в зале повисла тишина и все взгляды были прикованы к сцене, пьянчуга с оглушительным треском выпустил газы.

Полковник, его адъютанты и медсестры аж вздрогнули от такого доклада. Полковник побагровел и стал подниматься со стула, вероятно, чтобы прибить пьянчугу. Но зал снова ожил, тем самым остановив полковника на полпути. Мы хохотали. Выпустив газы, пьянчуга выразил наше общее мнение, и полковник понимал это. Он беспомощно опустился на стул. Медсестры сообщили ему, что им пора обратно, как можно скорее.

Фэррис произнес:

– Господа, я настаиваю на том, чтобы вы закончили с выпивкой и отправились по палаткам. Завтра нас ждет важный вылет.

Вылет был не столько важным, сколько долгим. С тех пор как я вернулся из отпуска, мы каждый день отправлялись в горы в сорока или пятидесяти милях от Ан Кхе. Поднимались в пять утра, подбирали ворчунов в зоне «Гольф» или у топливной станции, везли их в горы, высаживали в различных зонах и забирали раненых с убитыми у отрядов, которые давно торчали в джунглях.

В горной местности пилоты чувствовали себя спокойно. Нас не убивали. Ворчуны сдерживали натиск врага, но несли постоянные потери от снайперского огня и коварных ловушек-растяжек.

За неделю таких перевозок пол и перегородки грузового отсека здорово пачкались. Затекшая под сиденья кровь присыхала намертво, а на металлических частях болтались всевозможные куски плоти. Когда запах человеческих останков становился совершенно невыносимым, пилоты обычно перелетали через мост, который вел в Ан Кхе, и садились в реку.

Мойка «Хьюи» породила новую сферу услуг у вьетнамского населения в окрестностях Ан Кхе. Когда мы пролетали над мостом, местные мальчишки, готовые поработать, наперегонки спешили к мелководью у песчаной косы, где мы обычно садились.

Нашей главной задачей было не промочить электронику. Все остальные части машины до уровня пола грузового отсека не боялись воды. Я парил над мелководьем, держа полозья под водой в поисках местечка с нужной глубиной. Чтобы не нырнуть слишком глубоко, достаточно было поглядывать за хвостовым винтом. Как только мы глушили двигатель, мальчуганы хватали ведра со щетками и начинали скоблить машину. Бортмеханик обычно снимал кресла, чтобы их отмыли со всех сторон.

Я снимал ботинки с носками, ставил их поверх приборной панели, закатывал штаны и брел к берегу. Стоял на песчаной косе и наблюдал, бортмеханик руководил процессом, а мальчишки выполняли всю работу. Они даже забирались на крышу и лили воду через «адскую дыру», что было крайне исполнительно с их стороны, но совершенно не обязательно.

На песчаной косе процветали и другие формы бизнеса. Там торговали кока-колой. А еще там водились русалки. У продавщиц колы были свои зоны работы. Девчонку, работавшую в зоне, куда я обычно приземлялся, звали Лонг. Я часто летал на песчаную косу, поэтому она меня хорошо знала.

Лонг было около десяти, она носила черные волосы по пояс. У нее были черные глаза и смуглая кожа, смуглее, чем у большинства вьетнамцев. Она была красивой и веселой девчушкой.

– У тебя есть жена? – спросила она, когда мы только познакомились.

Я ответил утвердительно.

– Она высокая, как ты?

– Нет, она мне по подбородок.

– Ой, очень высокая. У нее растут волосы на руках, как у тебя?

– Не как у меня, а как у тебя, – я погладил пушок на ее руке.

– Ой, здорово.

Она засмеялась. Она никогда не встречала белых женщин.

За несколько месяцев мы с ней подружились. Обычно Лонг сидела рядом со мной на песчаной косе, пока шла мойка «Хьюи», и рассказывала о том, как ей хочется, чтобы война закончилась. Она верила, что война закончится совсем скоро. Уже ходили слухи о том, что мирные переговоры вот-вот начнутся. Она не могла понять, как вьетконговцы сражаются с солдатами, которые маршируют по небу.

Когда чистый вертолет споласкивали, бортмеханик обычно оставлял его на просушку. Затем он раздевался, чтобы «быстренько искупаться». Подобные занятия здоровой физкультурой провоцировались более взрослыми девушками, которые притворялись русалками и ласково манили к себе, сидя на островках ниже по течению.

Русалки появились на реке на следующий день после того, как генерал запретил походы в Ан Кхе из-за возросшего уровня социально значимых заболеваний. На протяжении нескольких месяцев, пока на окраине города возводили специальную зону борделей для американской армии, русалочий бизнес процветал. Сам я ни разу не спускался вниз по речке, но русалки и вправду были заманчивы.