Грэхард пошатнулся, но быстро вернул себе уверенную и мрачную позу.

Собственно, весь этот шум и придал Эсне сил. Сверкнув на супруга гневным взглядом, она изволила объяснить своё неожиданное решение:

— Я не чувствую себя здесь в безопасности!

У Грэхарда задёргался глаз. Пытаясь проморгаться, он неудачно заметил Дерека и совсем рассвирепел:

— Вон! — зло приказал он, указывая для верности направление пальцем.

Уже было заготовленная шуточка застряла у Дерека в горле, и опытным взглядом приближённого он понял, что лучше просто тихо исчезнуть.

Обернувшаяся Эсна обнаружила присутствие третьего лица и назло Грэхарду заявила:

— Нет, пусть остаётся!

Когда Дерек был рядом, она чувствовала себя более уверенной. Находиться в тесном помещении наедине с взбешённым владыкой ей совсем не хотелось.

От последнего мало что дым не повалил, и Дерек понял, что попал.

— Так, так, так! — выставил он вперёд руки в примирительном жесте. — Давайте вы не будете перебрасывать меня как мячик в ваших разборках!

— Не будем. — Мрачно согласился Грэхард и с нажимом добавил: — Ты просто уйдёшь.

— Никуда он не уйдёт! — с неожиданно не меньшим нажимом парировала Эсна.

Дерек тоже сложил руки на груди и, закатив глаза к потолку, вынес предложение:

— Я могу в дверном проёме постоять. Одна нога — здесь, другая — там!

Грэхард зарычал.

— Всё-всё, я понял! — свернул тему Дерек, поспешно выдвигаясь в сторону выхода.

Эсна проводила его траекторию движения раздражённым взглядом.

Придя к выводу, что оставаться наедине с разгневанным владыкой ей точно не хочется, она прищурилась, подумала, развернулась и тоже направилась на выход.

Взбешённый Грэхард ринулся за ней, и в результате всех этих перемещений исходная троица снова встретилась, теперь уже — в приёмном покое.

Дерек, который вышел первым, успел опереться спиной на косяк входной двери и теперь, сложив руки на груди, разглядывал потолок, имея на лице вид самый мученический.

Вышедшая на середину Эсна хмурилась, тоже сложив на груди руки, стоя вполоборота к Дереку, вполоборота — к дверям кабинета.

Замерший в этих дверях Грэхард не нашёл ничего лучше, чем принять такую же закрытую позу и состроить вид мрачной скалы.

В такой скульптурной композиции они постояли минуту.

Единственный голос разума в этой компании не выдержал первым:

— Сиятельные господа мои, вам не кажется, что вам стоит разойтись по разным покоям и немного поостыть, прежде чем продолжать столь пылкую дискуссию?

Эсна и Грэхард переглянулись.

Идея казалась разумной.

Не говоря больше ни слова, гордым движением Эсна подобрала подол платья и прошествовала на выход.

Грэхард проводил её мрачным тяжёлым взглядом, но ничего не сказал.

Дерек любезно приоткрыл перед дамой дверь, выпустил её, закрыл обратно, вздохнул, принял более расслабленную позу и мирно уточнил:

— Я чего-то не знаю, да?

Потому что из тех сведений, которые имел он, никак не могли следовать такие драматичные явления и требования развода.

Смерив его мрачным взглядом, Грэхард скривился и вернулся в кабинет, махнув рукой — мол, следуй за мной.

Насвистывая, Дерек обогнал своего повелителя, поставил на место стул и принялся подбирать бумаги, цокая языком и комментируя:

— Так, это переписывать... а это можно и так... нет, это совсем потеряно...

Пока он суетился, владыка грозно нависал над ним в своей любимой скалистой манере, и его голос раздался весьма неожиданно:

— Это я отправил Веймара на рекогносцировку.

Дерек от изумления аж снова выронил с таким тщанием подобранные бумаги.

Всплеснув руками, он присел на краешек стола и с возмущением ринулся в атаку:

— А раньше ты мне об этом не мог сказать, о коварный повелитель? Знаешь ли, где-нибудь в самом начале, когда ты меня отправлял на это дело?

Грэхард поморщился, не желая вдаваться в подробности своей мотивации.

Дерек продолжал возмущаться:

— Ну конечно! Конечно, мы будем молчать, ведь умница-Дерек должен сам обо всём догадаться вовремя, и прикрыть нашу сиятельную задницу, пока мы самоустранимся и пустим дело на самотёк!

— Ты должен был закрыть это дело ещё на свидетельстве старшего Треймера! — зло оборвал его жалобы Грэхард.

Подпрыгнув на столешнице, Дерек возмущённо возразил:

— Ну прости! Почём я знал, что в это дело замешан ты! Ты, мой повелитель, велел мне всячески угождать твоей солнечной госпоже, вот я и старался, как мог! Как я должен был догадаться, что это ты озаботился тем, чтобы вовремя сделать её вдовой?!

Ему было досадно, что подобное соображение даже не пришло ему в голову, но ещё досаднее было то, что владыка не сказал всей правды сразу и отправил его работать вслепую, а теперь был недоволен результатом.

— Ты слишком уж расстарался, — недовольно рыкнул Грэхард. — Никогда раньше не замечал за тобой талантов в сыске!

— Ну спасибо, что так верил в мои силы, мой господин! — съязвил Дерек и, нагнувшись, вернулся к сбору бумаг. — Сам заварил — сам и разгребай теперь. А мне нужен новый вариант вот этого приказа! — потряс он в воздухе окончательно загубленной бумажкой.

Смерив его мрачным взглядом, Грэхард шумно сел и пододвинул к себе бумагу.

Интермедия

Наутро в совете остро встал вопрос о религиозных беженцах из Даркии.

Те самые отцовцы, которых никак не решалась привлечь на свою сторону оппозиция, давненько осели на западном побережье Ньона, пользуясь попустительством нынешнего владыки. По идее, по законам Ньона их должны были незамедлительно казнить, как только вопрос их веры становился очевидным. Но Грэхард не очень-то торопился с преследованиями иноверцев. Напротив, он полагал, что наличие разногласий такого рода делает управление страной более простым. Ведь всегда можно натравить одну группу на другую и наблюдать, как они самоуничтожатся без вмешательства власти.

Отцовцы, которые от даркийской религии унаследовали миролюбие и трудолюбие, а от ньонской — фаталистичный и спокойный нрав — особых проблем не представляли. В основном они были ремесленниками, и производимые ими товары отличались хорошим качеством, поэтому Грэхард был скорее доволен их присутствием в Ньоне.

Чего нельзя сказать о его советниках, большая часть которых являлась истовыми поклонниками господствующего культа, поэтому с нетерпимой ненавистью преследовала иноверцев.

В этот раз заводилой стал главный священник. Он явился в совет с просьбой о заступничестве и красноречиво высказал обвинение в сторону отцовцев: мол, те совращают верных последователей Небесного и увлекают их в ересь. Священник категорично требовал вырезать их всех полностью, и мастерски играл на религиозных чувствах присутствующих.