жестокие испытания, подобные знаменитой церемонии избивания розгами у алтаря Артемиды Орфии, ставшего впоследствии достопримечательностью, которую сохраняли для римских туристов. Спартанцы также поражали всех остальных греков тем, что их девочки также проходили серьезную спортивную подготовку.

По завершении первоначальной подготовки юноши, прошедшие все испытания и допущенные в возрасте 20 лет к службе в армии, все еще находились во власти системы. Они питались вместе во время общих мужских трапез фидитий, в которых человек был обязан принимать участие. Они ночевали в общих спальнях, их жизнь была публичной, и они были обязаны слушать советы и критику, исходившие от старших, причем в той степени, которую многие другие греки считали странной. Бракосочетание, одной из составляющих которой был своего рода гетеросексуальный ритуал, связанный с обрезанием волос невесты и ее переодеванием в мужскую одежду, не облегчало жизнь спартанца. После первого мнимого изнасилования муж должен был посещать жену лишь тайно, а затем возвращаться в общую спальню. Лишь в более позднее время супруги получили возможность находиться в доме вместе и отчасти предаваться домашней жизни, которую не смогли полностью искоренить даже в Спарте. К этому стоит добавить, что при определенных обстоятельствах жену можно было одолжить другому человеку, более сомнительные истории об общей супруге нескольких братьев, непонятное заявление об отсутствии в Спарте супружеской неверности. В общем, у всех остальных греков было много тем для обсуждения спартанцев. Ни одну из них нельзя назвать свидетельством о наличии у реформатора, создававшего эту систему, высоких моральных ценностей, но все вместе эти явления говорят об ослаблении значения семейной жизни, достигшем опасных пределов.

Элементы похожей общей жизни мужчин прослеживаются на Крите, и это положило начало дискуссии о том, какие критские обычаи мог позаимствовать спартанский законодатель. Опираясь на то, что общество на Крите было менее организованным, Аристотель пришел к выводу, что оно являлось образцом, а спартанский вариант является усовершенствованием данной модели. Во всей остальной Греции подготовка молодежи сводилась к освоению в возрасте от 18 до 20 лет обязательного минимума первоначальной военной подготовки, и там сохранились лишь остаточные следы существования обрядов, по прохождении которых юношей принимали в то или иное сообщество. В настоящее время о возрастных группах и обрядах инициации, существовавших во всем остальном мире, нам известно достаточно для того, чтобы составить представление об обрядах, существовавших в Спарте и на Крите, а также о затухающих следах подобных обрядов, существовавших повсеместно, представляющих собой пережитки далекого прошлого, а не творение законодателя, жившего в эпоху архаики. Но жесткость спартанской системы, сложность возрастных групп и всего остального, объяснения, которые спартанцы давали спрашивавшим, – все это свидетельствует, что данные институты было осознанно сделаны более жесткими и рационализированы с целью повышения боеспособности и, очевидно, политической стабильности. Как и многое другое в Спарте, это могло произойти в результате реформы, проведенной в VII в. до н. э. и вызванной падением морали и неэффективными действиями войска во время подавления восстания в Мессении.

Крайне сложная программа тренировок, строевая подготовка, различные механизмы общественного осуждения провалов, допущенных взрослыми людьми, – все это привело к превращению спартанского войска в самую стойкую и профессиональную армию во всей Греции. Огромным достоинством считалась дисциплина, получившая заслуженную похвалу от Ксенофонта. Активно обсуждается благоразумие, софросюне, характерная олигархическая добродетель, связанная с умением соблюдать границы и внесшая большой вклад в политическую стабильность. Суровость, которая ассоциируется у нас со Спартой, очевидно, представляла собой скорее побочный продукт, чем изначальное качество системы. В конце VII в. до н. э. спартанское общество, судя по фрагментам поэзии Алкмана и искусству Лаконии, создававшемуся периэками для своих господ-спартанцев, было довольно ярким. Качество лаконского искусства заметно не снижалось вплоть до середины VI в. до н. э., когда во всей Греции, за исключением Аттики, перестали производить тонкостенную керамику, а изделия из бронзы продолжали изготавливаться и после этого. Конечно, ни о какой статистике не может быть и речи, но создается впечатление, будто вплоть до Греко-персидских войн спартанское общество сохраняло гибкость, и именно из-за проблем, с которыми им пришлось столкнуться после этого конфликта, верх взяла печально известная жесткость спартанской жизни. Это позволило каждому отдельно взятому спартанцу обрести практический ум, заставило их выражать свои мысли кратко, что привело к появлению прилагательного «лаконичный». Но при этом спартанцы лишились собственных искусства и поэзии и не проявляли блестящие способности ни в одном из занятий, делающих Грецию достойной изучения.

Слабость системы проявлялась в нескольких явлениях, в частности в частых обвинениях во взяточничестве, предъявлявшихся царям и другим высокопоставленным лицам. Наиболее отчетливо это проявилось после победы, одержанной в 404 г. до н. э. над афинянами, когда меньше чем через десять лет спартанская гегемония в Греции стала казаться невыносимой. Амбициозным спартанцем можно было управлять, пока он находился в рамках собственного закоснелого общества, но, выезжая за пределы родного государства, он был подвержен влиянию лишавших его самообладания излишеств, а пройденная им подготовка не позволяла ему быть дипломатичным при общении с людьми, с детства не приученными к такой же дисциплине. Это было ошибкой спартанцев. Наиболее тревожным симптомом наличия внутренних проблем стало продолжительное снижение рождаемости, аналогов которому в эпоху классики не было в других городах Греции. В этом исследователи винили последствия масштабного землетрясения, произошедшего в 464 г. до н. э., но если бы система в целом функционировала нормально, то этот эффект был бы только временным. То, что земля постепенно оказалась в руках совсем немногих людей, также могло обескураживать, но опять же это не объясняет катастрофическое снижение численности населения. Мы можем предполагать наличие глубокозалегающего психологического эффекта, заложенного в данной системе и связанного с подавлением семейной жизни и направлением всех сил на службу государству, столь отличавших Спарту от других государств. Каким ни был бы правильный ответ, очевидно, что в системе имелся какой-то фундаментальный пробел.

В Спарте в среде привилегированных граждан существовала некоторая социальная дифференциация, но разрыв между ними и всеми остальными жителями был еще больше. Изначально он разделял гоплитов и всех остальных, но после включения в состав войска периэков эта граница размылась. Существовали и другие олигархические государства, где служба в армии (в прошлом или в настоящее время) была неотъемлемо связана с полным набором гражданских прав. В Афинах эти социальные разногласия играли менее важную роль, хотя и существовали. Они могли заметно обостриться с развитием флота и ростом политического влияния социального слоя, не способного приобрести обмундирование, необходимое для вступления в армию гоплитов. В конце V в. до н. э., в ходе олигархических переворотов 411 и 404 гг. до н. э., предпринимались некоторые попытки задобрить слой, из которого происходили гоплиты, для проведения антидемократических преобразований. В 411 г.