— Вас кинут на алтарь Франкии и забудут как о ненужной игрушке.

— Жизнь во славу Франкии не такая уж большая цена для васконки! — отчеканила я, услышав знакомые фразы. Мне дедушка повторял их с детства, и я действительно так считала. Или привыкла считать. Не знаю.

— Только не так, — покачал головой некромант. — И только не вы.

— Не я?

— Вы, мадемуазель Эвон, можете отказаться. Ваше решение должно быть добровольным.

— Я добровольно подписалась на участие, — терпеливо напомнила некроманту, не понимая, к чему этот разговор.

— Нет, вас вынудили обстоятельства, — веско припечатал Ноэль после секундной заминки. — Деньги, я знаю. Вопрос всегда в деньгах. А ваше решение должно быть добровольным. Только на такой брак даст разрешение она.

— Она? — удивленно переспросила. — Кто?

— Вас нельзя принудить. Как и вашу матушку в свое время. Ей потому и разрешили брак с нищим васконцем…

Я с силой сжала зубы, так что заходили желваки. С… нищим васконцем? Да что себе позволяет месье Ноэль? Действительно, семья отца никогда не была богата, как и большинство его предков. Мы были родовиты и могли проследить свои корни едва ли не до основателя династии, но денег в карманах горцев особо никогда не водилось. Однако кто дал право кому-либо обсуждать мою семью? Родители любили друг друга. И это все, что требуется знать в данной ситуации. Плохо ли это? Я считаю — прекрасно! А слова месье Ноэля напоминали мне горячечный бред. Кто такая она? И почему кто-то должен давать разрешение. Королева?

— Если все дело в деньгах, то я богат, мадемуазель. Мой отец всего лишь барон, но моя мать — я имею в виду настоящую мать, а не ту бедняжку, которую считают ею, — она баснословно богата. И будет рада, если я соглашусь с ней разговаривать. Она даст много денег, мадемуазель Эвон.

Голос некроманта то затихал до шепота, так что я едва могла уловить, о чем говорит юноша, то поднимался, и тогда не было нужды наклоняться к собеседнику.

Я удивленно смотрела на друга. Да и к чему эти уговоры, меня-то явно не выберут. Такое чувство, что он решил, будто это я будущая королева. Смешно. Или юноша что-то знает? В прошлый раз месье Ноэль проявил чудеса осведомленности, неужели и теперь? Против воли сердце часто забилось. Неужели выбор пал все-таки на меня? Я — королева Франкии? Не Атенаис, не Лу, не Белла… не Армель. Ох, как будет неудобно перед подругой. Потом до меня дошел и иной смысл слов некроманта. Неужели барон предлагал мне обручальный браслет?

Я удивленно посмотрела на Ноэля. Он шутит? Стоило сфокусировать на нем взгляд, как я отметила нездоровый румянец на его щеках. Ноэлю стыдно от собственных слов?

— С вами все в порядке, месье Ноэль?

Протянула ладонь, коснувшись его лба, и ощутила горячую сухую кожу.

— Вы не понимаете, мадемуазель, — простонал Ноэль, касаясь моей руки.

— Мэтр Шарль! У месье Ноэля жар! — крикнула, немного успокаиваясь. Безусловно, виной всему была температура.

Со стороны, наверное, наш разговор смотрелся очень интимно. Армель изо всех сил сигнализировала мне о «романтике». Учитель же ничего не видел до моего крика, он был поглощен разговором с мальчишками. Зато теперь, обернувшись, мэтр Шарль удивленно вскинул брови — я то ли глажу по щеке некроманта, то ли пытаюсь вырваться из его цепких рук.

Спутники Ноэля уже спешили к нам. На лице одного из юношей читалась неприкрытая досада, видимо, не зря они увлекли мэтра Шарля разговором.

— Эвон, не соглашайтесь. Прошу, — поспешно сказал некромант, отпуская мою руку и делая шаг назад. — Не соглашайтесь, что бы ни предложил тебе этот старый лис.

— Кто?

— Пообещай!

— Хорошо, месье Ноэль, — улыбнулась как можно спокойнее. Все же знают, что с больными нельзя спорить.

— Они думают, что вы не знаете о своем праве, но вы должны…

— Так и знал, что тебе не станет лучше, друг! — обвиняюще воскликнул подошедший некромант, подхватывая Ноэля под локоть. — Не стоило идти на танцы в таком состоянии. Прошу прощения, мадемуазель, если Ноэль вам нагрубил. Горячка.

Мне мигом стало неудобно, словно я невольно послужила причиной того, что барону стало только хуже. Ведь не желай юноша поговорить со мной, он, наверное, остался бы в своей комнате, попивал малиновый чай, рекомендованный при простуде, а не стоял тут передо мной.

— Ничего страшного, — пробормотала в спину уже удаляющимся юношам.

Ноэль в руках друзей разом обмяк, будто разговор вытянул из него последние силы. Я же переживала за друга. Не знаю, от чего он пытается предостеречь меня, но это просто горячечный бред больного человека. Впрочем, и такая забота приятна, даже если ужасы надуманы в таком состоянии.

— И что он хотел? — возбужденно поинтересовалась подошедшая Армель, разом забыв о своих переживаниях насчет дофина. Еще бы! Тут назревало нечто более интересное — признание! Боюсь, именно так подруги оценили ситуацию.

— Сама не могу понять, — пожала плечами. — Он болен. У него жар. Вы же слышали, я звала мэтра Шарля.

— Не томи, Эвон! В любви признавался?

— Тебя послушать, Армель, так все вокруг только и делают, что влюбляются. А Ноэль мой друг.

— А как жить без любви? — возмутилась Армель. — Когда душа поет?

— Вот так и жить. С трезвым умом, — парировала я, отмахиваясь от воспоминаний о странном разговоре.

— Что, вот даже на чуточку ни в кого не влюблена?

— Нет! И хватит с меня этих влюбленностей. Одни проблемы от этих чувств, — твердо сказала под смешок подруг.

Подобрав юбки, забралась с ногами на кровать. Маркиза неодобрительно на меня посмотрела, но промолчала, о моей любви полежать и полениться она давно знала. Обычно после таких приступов лени платье было мятое, за что меня неизменно ругали классные дамы. Но что я могла с собой поделать? Кровать манила меня вожделенным отдыхом. Потому и сейчас, хоть Армель и была недовольна тем, что я легла прямо на идеально заправленное покрывало, но спорить не стала.

Вопреки обычаю чаепития в моей комнате, сегодня мы собрались у маркизы, у нее, не в пример мне, было чище. У меня девочки с трудом находили себе место, чтобы присесть, вот и решили, что примерка платьев будет проходить в комнатах Армель. Я не протестовала, мне самой нравилась аккуратненькая спальня подруги, потому мы, предупредив пажей о месте нашего пребывания, отправились к маркизе.

Удивляло, что нам ни разу не запрещали наши посиделки. Сопровождающие внезапно становились глухи и слепы, когда дело касалось нас. Остальным девочкам приходилось хуже, всех в обязательном порядке разводили по комнатам, и поговорить им удавалось, только открыв дверь и высунув голову. И то исключительно с соседкой.