— Немедленно открой дверь, дрянной мальчишка! — лексика Обуховой была все та же. — Что с Димой сделал, паразит! Ого, это я паразит!

— Витенька, ты понимаешь, что Татьяна Александровна очень быстро сможет открыть входную дверь? Помоги нам, и я постараюсь помочь тебе!

— Я думаю, вы и без меня прекрасно справитесь. У меня картошка на кухне стынет, так что извините, — я постарался проговорить это как можно увереннее, но все же страх в голосе читался.

Бежать мне было некуда. К тому же непонятно, как тучная женщина, которой являлась Обухова, собирается открывать дверь. Не выламывать же она ее будет…

А в это время Обухова без остановки крутила ключ в замке. Но толку от этого не было никакого, так как замок давно уже был поставлен мною на блокиратор. Для пущей уверенности я закрыл дверь еще и на цепочку.

Неожиданно у меня опять проснулся аппетит. Я сбегал на кухню и, схватив остывшую сковородку, вернулся с ней в прихожую, сел под дверью на журнальный столик и стал уминать картошку.

Тем временем истерика у Обуховой прошла. По крайней мере, дверь она больше не дергала.

Я, отложив сковородку, посмотрел в дверной глазок: соседки видно больше не было, на площадке стояли Анилегна с Обуховой и о чем-то вполголоса переговаривались. Наконец Обухова достала мобильный телефон и стала кому-то звонить. Я прильнул ухом к двери и услышал только имя Толик. Потом Обухова зашла в квартиру Анилегны. На лестничной площадке осталась стоять одна Анилегна, которая с улыбкой смотрела на дверь квартиры Алисы. Какой еще, к черту, Толик?

Кто такой Толик, я узнал буквально через пятнадцать минут. Два гигантских амбала с отмычками выламывали входную дверь. Один из них точно был Толик.

Только теперь меня охватила паника. Я стал бегать как ошпаренный по квартире, стаскивая всю тяжелую мебель ко входной двери: кресла, два стола, тумбочки, приволок даже телевизор. Но это могло остановить Толика с его дружком максимум на несколько минут. Сука, сука, сука!

Я носился по квартире, подсовывая к двери все новые вещи (попытался притащить двухстворчатый шкаф, но не смог даже сдвинуть его с места) и параллельно соображая, что делать. Звонить в милицию? Бля, в какую, нахрен, милицию?! Пожарным?

Я подбежал к телефону в спальне и набрал «01».

— Пожэжна служба, — трубку взяла диспетчер.

— Алло, горит квартира на четвертом этаже!

— Яка адрэса?

Блядь, я ж не знаю адреса.

— Я не знаю адреса! Четырехэтажный дом возле автовокзала! — Выглянув с телефоном в прихожую, я увидел, что дверь уже слетела с одной петли. — Выезжайте быстрее!

— Вашэ имъя?

Но я уже бросил трубку. Чтобы пожарные действительно приехали куда надо, нужен был настоящий пожар.

На кухне я схватил спичечный коробок. Начав со штор в спальне, которые занялись сразу, я поджег постельные принадлежности и выбежал в прихожую.

Дверь держалась на честном слове, в основном благодаря швабре и мебели.

Оглянувшись на горящую комнату и засунув в карман старенький мобильный телефон, который валялся в спальне, я побежал на кухню.

По всей квартире валил едкий дым, из-за двери слышались бешеные крики. Для меня теперь было важно, чтобы огонь разгорелся до такой степени, чтобы Толик со своим дружком не осмелились ворваться в квартиру, Обухову я особо не боялся, а гулу и так не смогут сюда войти, пока не будет стерт мел. К моей радости, огонь стал распространяться по квартире молниеносно. Огонь пламени виден был уже даже на кухне. Взяв со стола диктофон и колбу с Алисиной кровью, я вышел на балкон — дышать квартире становилось невозможно. Но моя радость от спасительного пожара постепенно улетучивалась. Куда теперь деваться, было совсем непонятно. Дым валил из кухни громадными белыми клубами, даже несмотря на то что я плотно закрыл за собой балконную дверь. Ситуация становилась критической.

Я огляделся. Сверху был бетонный карниз. Встав на перила и упершись об стену руками, я стал осторожно к нему подтягиваться. Наконец, ухватившись за край карниза, я стал шарить по нему рукой. Он был полностью гладким и подтянуться на нем у меня не получится: во-первых, соскользнут пальцы, а во-вторых, не факт, что я вообще подтянусь. Я оказался в идиотском положении: теперь я не мог и слезть обратно. Держась за карниз, я увидел на стене дома небольшой металлический шест, который выпирал наружу. Встав на носки, я смог дотянуться до него левой рукой. Теперь у меня был упор. Подпрыгнув, я забросил локоть на карниз и, двигаясь полуоборотами, как змея, смог взобраться наверх. Снизу я услышал протяжный вой пожарной сирены.

Замечательные у нас пожарные. Я их вызвал, когда еще ничего не горело, а они приехали, когда тушить уже нечего.

Прямо от карниза, выше буквально на метр, начиналась крыша дома. Я перелез на нее и побежал к противоположному чердачному выходу. Дверь оказалась закрыта, но на ней висел такой хлипкий замок, что мне удалось ее открыть одним ударом ноги. Спустившись быстро по лестничному пролету, я остановился на площадке второго этажа и перелез через форточку на противоположную сторону дома. Во дворе мне сейчас показываться было нельзя.

На улице я услышал крики людей. Во всех окнах дома горел свет. Звуки в основном доносились с противоположного конца дома, где и разгорался пожар. Но времени вслушиваться у меня не было. Я бежал прочь, в сторону хозяйственных построек и частных гаражей.

Было уже глубоко за полночь. Где-то совсем рядом выла собака, к тому же ночь была очень холодной. Я сидел на распиленном бревне в узком проеме между двумя стенками гаражей. Переночевать в теплой квартире так и не получилось. Не обнаружить себя — тоже. Но у меня было отменное, просто превосходное настроение. Лучшее за последние две недели. Я смотрел на чистое ночное небо, на яркие звезды и был счастлив. Всего несколько минут назад я вставил свою сим-карту в найденный мобильный телефон и получил одно-единственное сообщение, датированное этой средой: «Сына, я жива. Мама».

НАПРЯЖЕННЫЕ БЕСЕДЫ

20 апреля. Четверг

Холод пробирал до костей. Минутой ранее я попытался набрать номер мобильного мамы, но она на звонок не отвечала. Мои руки посинели, как у мертвеца, а отличное настроение давно уже улетучилось. Сидеть в проеме между гаражами не было никаких сил, и я периодически вскакивал и делал небольшие пробежки (на дорогу выходить все же боялся), пытаясь хоть немного согреться. Мне ужасно хотелось спать, и, возвращаясь на свое холодное полено, я тут же впадал в забытье. Но нормально заснуть ее получалось, так как сразу же начинался озноб. Так я практически и провел всю ночь — в беготне от пенька и обратно.

Соответственно, не получалось и нормально оценить сложившееся положение. Самое идеальное было бы этой же ночью заявиться на кладбище и совершить над могилой бывшего тела Анилегны обряд, который был описан на диктофоне. Но осуществлению этого плана мешал целый ворох проблем. Во-первых, я толком не знал, как ночью идти на кладбище, теоретически — от автовокзала по дороге на Столицу, но нужно было еще четко найти эту дорогу. Во-вторых, обряд нужно было совершить не над могилой бывшего тела Анилегны, а непосредственно над самим телом, то есть следовало выкопать гроб, для чего, как минимум, необходима была лопата (а где ее взять ночью?). В-третьих, я понятия не имел, где именно находится могила Анилегны. Единственным ориентиром было то, что могила свежая, то есть с венками, но даже днем такую могилу искать было бы затруднительно, не говоря про ночь (к тому же, фонарика у меня уже не было). В-четвертых, там меня могли поджидать гулу, по крайней мере, женщина в красном платье, которая появляется куда чаще Анилегны с ее компанией. И в-пятых, и это, пожалуй, самое главное, что-либо делать что-то (куда-то идти, копать, от кого-то бежать) у меня уже не было никаких сил. От всего происшедшего за последние неполные две недели я был настолько вымотан, что организм требовал тотального отдыха — психологического и физического. Таким образом, ночь у меня прошла бесцельно — я ничего путного не сделал, не выспался, весь продрог, к тому же под утро у меня заболел желудок — то ли я картошку дрянную поджарил, то ли это результат моего питания в последние полторы недели.