23 - Игорь Лесев

Посвящается моей матери Алисе Мирославовне

ПРОИСШЕСТВИЕ В АВТОБУСЕ

9 апреля. Воскресенье. 15.10

Автобус уже подошел к платформе. Я стоял на автовокзале городка Г. с большим красным дорожным рюкзаком и папкой, полной журналов. Меня провожала мама. Мне уже двадцать пять лет, Александр Македонский в этом возрасте покорил полмира, мой дед женился в двадцать два, а к двадцати пяти уже построил свой дом, а меня до сих пор провожает мама. И даже не потому, что я маменькин сынок (впрочем, и это тоже), но так заведено, такова традиция. Еще с семнадцати лет, когда я впервые поехал учиться в Столицу, мама каждый раз меня провожала.

Сегодня все было как обычно. Мы говорили ни о чем, в основном о жизни. Хотя странно, конечно, называть жизнь «ничем», но обычно разговаривают о ней, когда говорить больше не о чем. К нам подошел знакомый водитель (к слову, у нас все водители — знакомые, за восемь лет постоянных поездок и передач по-другому и быть не могло) и поздоровался. Когда водитель отошел, мама сказала, что он «самый лучший, потому что берет меньше всех за передачи». «Самый лучший водитель» постоянно называет меня по фамилии, и это меня страшно бесит. Не потому, что у меня какая-то страшная фамилия, нет, самая обычная, а потому, что делает он это громко, на весь автобус, и притом еще на своем идиотском украинском суржике. Вот и сейчас, подойдя к нам второй раз, он прогорланил на всю платформу:

— Лесков, у тэбэ есть билэт?

— Ага, есть.

— Я серьозно, многа народу, будэш стояты.

— Да есть у него билет, — вставила мама. (Мама постоянно и везде мой «адвокат». Будь я в школе, в больнице, университете или на работе, если рядом мама и кто-то обращается ко мне, в первую очередь отвечает всегда она. Даже удивительно, как я сейчас умудрился первым ответить.) — Нам без билета не положено. (Еще одна особенность моей мамы. Обо мне она всегда говорит во множественном числе, автоматически подразумевая и себя тоже.)

А в целом мама у меня, конечно, хорошая. Иногда, правда, утомляет ее постоянная опека, но делается это исключительно из любви. Вообще, в городках, подобных Г., для женщин весьма важны три вещи: кто твой ребенок, муж и в чем ты ходишь по разбитым грязным улочкам. Так как моя мама зимой купила дубленку и совсем недавно — новые белые сапоги («совсем недорого, такие в Столице стоят баснословных денег!»), с мужем развелась девять лет назад, а я являюсь в семье единственным ребенком, самым актуальным вопросом остается: кто же такой я? А я — всего лишь помощник народного депутата с жалким окладом в девятьсот гривен и живыми семисот пятьюдесятью тремя. Но благодаря моей маме весь Г. думает, что в Столице я чуть ли не на «ты» с министрами и их заместителями, а уж с простыми депутатами вообще каждый день пью на брудершафт. А то, что такая «важная особа», как я, в конце каждого месяца ест исключительно мивину и прочую китайскую дрянь и ко всему постоянно занимает деньги у своих друзей «до получки», — это уже не столь важно, и жителям Г. знать не обязательно. Иными словами, в моей маме погибает потрясающий пиар-менеджер.

Я с трудом впихнул свой рюкзак в переполненное багажное отделение, поцеловал маму и сел на свое место. Место в билете у меня указано второе, а поэтому можно будет в перерыве между чтением журналов смотреть на дорогу. Люди постепенно заполняли весь салон, оставались еще свободные места, но много билетов продано по всему маршруту следования автобуса, к тому же за пределами автовокзала на ближайшей остановке дежурила первая толпа безбилетников. В общем, воскресная пятичасовая толкучка гарантирована.

Мама потихоньку пошла домой вдоль дороги, по которой проследует автобус, а водитель все не спешил отправляться. Он постоянно на кого-то покрикивал, пытался всех рассадить, причем не согласно указанным местам в билетах, а по ведомому лишь ему одному шабашному принципу. Заработок у него и его напарника намечался хороший, вот он и суетился.

— Так, заходять тилькы з билэтамы. Я кажу — з билэтамы! Потим вси остальни! Шо у тэбе? Грошы потим. Зараз тилькы з билэтамы!

Я занял свое второе место, достал журнал «Кино» и стал читать статью о Натали Портман. Оказывается, Портман еврейка, кто бы мог подумать? У входной двери автобуса какие-то родственники провожали пару лет тридцати пяти. Шуму от них было не меньше, чем от самого водителя, поэтому читать дальше стало решительно невозможно. Я закрыл журнал и решил начать чтение после выезда за пределы Г., а пока уставился на удручающий фасад автовокзала и стал думать о завтрашнем собеседовании на работе. В это время меня окликнул водитель:

— Лесков, у тэбе якэ место?

Я вздрогнул. Никак не могу привыкнуть к тому, что этот дебил на весь автобус горланит мою фамилию.

— Второе.

— Пэрэсаджуйся на шостэ.

Я встал и механически пересел на ряд дальше. Тут же на мое место плюхнулась парочка, которую так шумно провожали. Только теперь я подумал, что не мешало бы возмутиться, какого черта я должен сидеть на худшем месте, когда у меня есть билет. Но тут я вспомнил слова мамы о «самом лучшем водителе» и решил не раздувать конфликта. Место уже занято, я сам добровольно пересел, а к тому же денег за передачи это мурло берет меньше остальных. В общем, с меня не убудет.

Наконец «Икарус» запыхтел, обдав провожающих смрадом, и тронулся в путь. Мы быстро нагнали мою маму, которая не спеша двигалась вдоль дороги домой, я помахал ей рукой и вновь принялся за Натали Портман. На первой остановке, еще в черте Г., в автобус набилось почти столько же людей, сколько на самом автовокзале.

К слову, удивительный народ украинцы. Будут пять часов трястись, стоя в духоте и вони, но зато сэкономят несколько гривен. Поразительно.

По мера приближения к Столице водитель подбирал все новых пассажиров и втиснуться в автобус становилось все сложнее. В салоне было душно, и мне представилось, что нахожусь я сейчас не в Европе, а где-то на горной пыльной дороге в Боливии, в окружении боливийских потных крестьян, которые без умолку что-то галдят и чем-то возмущаются. Честно говоря, не знаю, чьи крестьяне грязнее, наши или боливийские.

Через три часа автобус выбрался на нормальную южную трассу и уже чуть быстрее поехал в направлении Столицы. Мы опаздывали по графику минут на сорок. Постепенно темнело.

Вдруг в середине салона кто-то громко закричал. Раздались еще голоса:

— Водитель, стой!

— Стой!

— Остановите автобус! Парню плохо!

— Человек потерял сознание!

В салоне начался невообразимый гам. Автобус резко затормозил и остановился на обочине шоссе. Водитель поднялся с кресла и вместе с помощником стал растерянно смотреть в глубь салона.

— Шо там такэ?

Оттуда наперебой начали кричать: