— Ты уже у Пэттинсона?

— Мама, я не могу сейчас. Я перезвоню.

Человек, стучавший в стекло, наклонился, чтобы посмотреть в салон машины. Михаил поднял подбородок и в недоумении снял очки.

— Разблокируйте.

— Мы в бронированном автомобиле, — воспротивился встречающий, — внутри нам ничего не угрожает.

— Михаил Юрьевич, не надо, — поддержал соседа живой проект.

— Разблокируйте, — повторил Михаил.

В следующую секунду после щелчка замков, обе передние двери раскрылись. Михаил не успел ничего заметить и не понял произошедшего: мужчина на водительском кресле и живой проект беззвучно свалились друг к другу, образовав вялый конус из тел.

— Тебе придется выйти, Михаил, — говоривший склонился к живому проекту, чтобы усадить его нормально. Президент открыл свою дверь.

— Первая серия, первая партия, Кирилл? — спросил Михаил, выйдя. Он видел, что его окружают, но не чувствовал опасности. И это должно было стать главным тревожным сигналом, но не стало.

— Нет, — ответил собеседник, захлопнув дверь. Сразу за ним захлопнулась водительская дверь, и второй мужчина обернулся к Михаилу.

— Александр?!

— Нет, — так же спокойно ответил второй и Михаил недоуменно покачал головой, уже сам понимая, что это невозможно. Александр сейчас выглядел, мягко говоря, плачевно. Лицо стоявшего перед ним живого проекта не было изуродовано.

— Кто вы? — требовательно спросил Михаил.

— Твои живые проекты? — слишком знакомым голосом и в слишком знакомой манере спросили сбоку.

— Слава?! — Михаил опешил.

— Нет.

В руке подошедшего не-Кирилла показался крохотный инъектор. Михаил сразу понял, что случилось с водителем и телохранителем, но даже не попытался сопротивляться. Он лишь наблюдал, доверчиво и бесстрашно за тем, как его усыпляют, почувствовал заботливо подхватившие руки и удаляющиеся…  бессвязные голоса.

Вытерев волосы, Ольга повесила полотенце и открыла навесной шкафчик. Она собиралась взять ватные палочки, но рука замерла на половине движения. Женщина смотрела на гигиенические прокладки и пыталась вспомнить, когда у нее последний раз были месячные. Через десять минут ее, с мокрыми волосами и расширенными в ужасе глазами, выходящую из лифта этажом ниже, встретил Максим.

— Доброе утро, ты чего такая взъерошенная?

— Привет, — кинула она, стремительно проходя мимо.

— Оль, ты в порядке? — крикнул тренер ей вслед.

Ольга не обернулась, лишь грубо и резко выкинув назад руку: не трогай меня!

— Шесть-семь недель, Ольга Петровна, поздравляю!

Ольга посмотрела в улыбающееся лицо и на миг закрыла глаза. Медсестра сняла перчатки и села за стол.

— Что вы записываете?! — Ольга начала быстро одеваться.

— Как что? — удивилась женщина, — информацию о посещении. Я должна завести карточку, таков порядок.

— Не надо, прошу вас, — ее голос дрожал, — мне остался месяц до окончания контракта. Я не хочу, чтобы на станции кто-то узнал об этом. Пожалуйста, — закончив торопливое одевание, Ольга подсела к медсестре, — я вас очень прошу, не записывайте ничего и не говорите никому ничего. Как будто я к вам не приходила сегодня…  хорошо?

Женщина пожала плечами почему-то обиженно:

— Хорошо, Ольга Петровна, дело ваше.

Выйдя из кабинета, куратор на мгновение остановилась, чтобы осмотреться. Куда бежать? Что делать? Содрогнувшись от омерзения, Ольга взяла себя в руки. Во рту чувствовалась горечь, женщина ощущала, как кривится ее лицо, но была не в силах расслабить мышцы.

Столкнувшись со Славой, заходящим в лифт, когда она выходила из него на жилом этаже, Ольга лишь крепче сжала зубы.

— Доброе утро, Ольга Петровна, — его нарочито вежливый тон показался ей издевательским. — Если собираешься с нами на полигон, у тебя есть еще десять минут.

Ничего не ответив, Ольга протиснулась между ним и створкой лифта и побежала в свою комнату. Ей нужно было лишь несколько минут, чтобы договориться о месте. Ольга прыгнула в кресло, но не стала активировать купол. Поднявшись и пройдя в ванную, медленно собрала волосы в хвост. Она находилась в жесточайшем напряжении, и все ее силы были направлены на одно — не думать. Не размышлять над этим, просто сделать, просто избавиться, просто исчезнуть, просто забыть. Не впускать в себя, не уделять ни мысли, не эмоции, ни секунды своей жизни, не клеточки своего существа, не оставаться с этим наедине — просто, не думать.

Накинув ветровку, через десять минут она поднялась в вертолет и спокойно поприветствовала Валета и инструктора.

— Не смотри на меня так, — тихо попросила Славу, не сводившего с нее взгляда.

Они поднялись в воздух. Валет болтал о каком-то фильме, и эта просьба заставила его на мгновение замолчать и взглянуть на инструктора. Слава белозубо улыбнулся и затенил свои иночи.

— Я здесь последний месяц, — сказала Ольга, когда Слава запустил Валета разминаться. — Ты, конечно, вряд ли будешь по мне скучать, — усмехнулась она. — И я по вам тоже не буду.

Слава медленно повернулся к сидящей на крутящемся стульчике женщине.

— Ты и…  все вы…  я буду рада о вас забыть, и никогда не вспоминать. И это не значит, что я плохо отношусь к Степе или Максу, они неплохие люди. Я ненавижу это место и то, что здесь творится. Ненавижу сам факт того, что принимаю в этом участие! Что с ним будет? — Ольга дернула подбородком, — Он сам назвал себя рабовладельцем.

Ольга подняла взгляд на мужчину, пристально наблюдающего за ней. То, что вылетало из ее рта, не предназначалось для его ушей. Это вообще ни для кого не предназначалось, но Ольга не испугалась того, что он это слышал. Она даже не испугалась того, что он мог понять.

— Вы все принадлежите ему! — повысила она голос. — Ты — такой же живой проект, как Валет! Ты не понимаешь, что от него не вырваться, он везде, вы везде!

Она замолчала, заметив, что кричит.

— Ты понимаешь, что сейчас сказала? — спросил Слава. Она смолчала. — Если ты на самом деле имеешь представление о том, что сейчас сказала…

— Что? Я не выйду отсюда живой? — засмеялась Ольга, — Именно так он сказал, чтобы спасти свою паршивую жидовскую шкуру!

Слава легонько кивнул, будто отметив, что очередной «он» опять сменился, теперь уже Калманом, и он все еще держит ниточку ее бреда в руках. Ольга в ужасе поднялась.

— Я позволила ему уйти, потому что и я принадлежу ему. Я не могу сбежать: он будет везде! И я будто запрограммирована его защищать! Он один из вас…  вы все…  я даже понять не могу, человек ли передо мной. Я смотрю на людей, вглядываюсь в лица и понимаю, что не узнаю…  что никто, никто! Никто не может достоверно сказать, что он человек. Он ко всем так…  мы не люди для него, мы все для него…  биороботы, создающие для него биороботов. Он хочет сделать таким весь мир, таким же, как он сам. Он хочет сделать такой же меня. Уже сделал! Но через месяц меня тут не будет. Я забуду…  — Ольга почувствовала влагу на щеках, вытерла их и посмотрела на потолок, будто капало сверху. Вернув взгляд к Славе, она отступила в угол помещения. Он не двигался с места, но Ольге виделась смертельная угроза, опасность более существенная, чем она ощущала в баре Певека или в архиве станции.