Еще сто лет спустя военное Лефортово, как и Арбат, нашло себе писателя и мифотворца в Куприне.

Итак, в 1917 году опричное, кромешное предстало белым.

Знаки нравственных предпочтений не будут сбиты, если помнить, что опричность, дополнительность географически нейтральна, а по временам, как в случае Пожарского, спасительна. Что собственно опричнина воспользовалась древним центром силы.

Кроме того, в Москве 1917 года Октябрь сражался с Февралем. Белой была Россия Февраля и Реставрации. Белой была поэтому Москва Арбата, где примирились на минуту два начала, интеллигентское и воинское. Городской голова Руднев и глава Штаба округа полковник Рябцев олицетворяли их союз. Полковник был эсер, однопартиец городского головы.

Юнкера сдают оружие у Александровского училища.

Фото 3 ноября 1917

Псевдозаконная власть Февраля противостала незаконной власти Октября в отсутствие законной, которую они свалили вместе. Военная элита павшей законной власти поставила на меньшее из зол.

В отсутствие законной власти земля расходится по древним трещинам, и две неполноты, как новые опричнина и земщина, спорят за право распространить себя на целое.

Разговорчики – «Старые» – Расстановка – Зеркала – Плащ и шляпа – «В свет или в источник света» – Печатник и переписчик – Осуждение Фауста – Гении без места – Посолонь

Памятник Н.В. Гоголю. Памятник Ивану Федорову. Фототипия. 1909

Городу свойственно подозревать, что монументы говорят между собой. Что странные их сущности имеют привычку оживать и если не блуждать, то разговаривать поверх и сквозь, в незасоренном, гулком и умытом эфире ночи.

Фольклор не без натуги додумывает эти разговоры. В анекдотах изваяния шпионят друг за другом, одолжаются, желают знать часы работы заведений.

Между тем иной раз можно просто слышать беседу монументов.

В Москве есть корпорация дореволюционных, «благородных» памятников, узкая, еще прореженная вандализмом: Минин и Пожарский, Пушкин, Пирогов, Первопечатник, «старые» Гоголь, Достоевский и Толстой. Конечно, не считая нескольких погрудных, многочисленных надгробных и тех советских монументов, которые настаивают на своей старорежимности.

На шкале времени «старые» расставлены неравномерно: 1818, 1880, 1897… Зато на 1909 год выпали сразу две премьеры – Гоголь и Первопечатник.

Конкурсные проекты памятника Гоголю. 1902. Модели

Н.А. Андреев. Конкурсный проект памятника Первопечатнику. 1902. Модель

Их авторы, Сергей Волнухин и Николай Андреев, относятся друг к другу как учитель и ученик. Волнухин поучаствовал и в гоголевском конкурсе. Андреев, получивший право делать Гоголя вне конкурса, выставлялся на Первопечатника. И проигравшие по конкурсам модели монументов противоположны. Волнухин вывел Гоголя навстречу миру, закинув ему ногу на ногу. Андреев сделал дьякона сосредоточенным молитвенником; шапка его волос кажется капюшоном. И Гоголя скульптор решил, по существу, в монашеском ключе. Но Федоров в Литве звался Москвитином, чтобы не зваться дьяконом, и в этом умолчании усматривают нежелание принять монашество по овдовении.

Печатник шел из церкви, Гоголь шел от мира.

Идущий в мир Первопечатник многовиден (всефасаден), он задумывался скульптором для Театральной площади. На площадь смотрит через стену Китай-города Печатный двор. Однако, против замысла, Первопечатник был едва не прислонен к стене Китая, на подъеме Театрального проезда.

А Гоголь сел сначала на Арбатской площади, ближайшей к его дому. Между тем, «сидящий» Гоголь – изображение согбенного и умирающего человека, сзади полускрытого за спинкой кресла. Трехфасадный памятник, готовый прислониться к храмовой стене и к своду, от которых отделилась некогда скульптура.

Первопечатник смотрит в свежий оттиск, и этот взгляд нельзя перехватить: став на его оси, увидим, что лицо закрыто оттиском.

Не столь закрыто содержание листа: возможно, обойдя фигуру, заглянуть через ее плечо. Но все же лист развернут в искривленной плоскости, и целиком его увидеть можно только став Печатником, совпав с ним. Есть и хитрейший способ – чтение по доске набора, которую Первопечатник опирает на скамейку под высоким градусом, чреватым рассыпанием. Читая по доске, нужно преодолеть то затруднение, что литеры зеркально перевернуты, доска буквально зеркало листа, в котором оттиск мог бы отразиться непосредственно, оптически.

Памятник Первопечатнику Ивану Федорову.

Фото 1910-х

В доске читатель видит то же, что Печатник видит в оттиске. Читатель вдруг становится Печатником, или его зеркальным отражением, смотрящим на зеркально отраженный лист. Читатель чугунеет. Но за минуту до печати всматривался в доску сам типограф, привычный к виду отраженных литер. Всматривался тщательно, ища последние ошибки. Зритель, читающий с доски, становится Печатником перед печатью, переживает предыдущий миг его работы. Акт печати разделяется на до и после, разделенные зеркально. Печатание длится – делается книга, сумма типографских отражений.

Фронтиспис и первая страница «Апостола» Ивана Федорова. 1564

Бесконечность этой зеркальной глубины перемножается на бесконечность, едва мы проникаем в содержание доски набора. Перед нами первый разворот «Апостола», где на фронтисписе изображен евангелист Лука, автор «Деяний». Известная иконография: апостол сидя держит на коленях лист и смотрит в свиток с письменами, лежащий на пюпитре. Монумент оказывается мирским отображением иконного канона.