Пусть он приезжает, как собрался. Я не буду накручивать себя заранее. Я буду спокойна, выдержана, а там…

Будь что будет.

Август 2001 г.

Будь что будет. Да, именно так. Что толку волноваться о будущем, когда в прошлом уже натворила такого, что делать вид, что ничего не случилось, не имеет смысла.

Именно об этом я думаю, стоя перед зеркалом и прижимая к шишке на лбу, полученной от удара об эту самую дверцу шкафа, пакет со льдом.

Что это было такое? Что за помешательство случилось со мной вчера?

И ладно ещё наш с Ромкой неожиданный поворот… разговора. Черт, он же просто соблазнил меня, даже пальцем не притронувшись, сам находясь в другом городе! И это было так… невероятно, что от одних только воспоминаний накатывает новая волна опьянения, отключая мозги и возвращая слабые отголоски тех ощущений.

«Тебе было с ним улётно, Женьк?»

«Ну, наверное».

«Значит, не было. Когда было — не сомневаются».

Только сейчас я понимаю весь смысл его слов. Он прав, он абсолютно прав. Даже мимолетный миг яркого счастья или острого наслаждения ты всегда определишь и вспомнишь безошибочно. И никогда не будешь сомневаться, что это — лучшее из того, что случалось с тобой.

Но потом… Эти наши признания…

Как я могла ляпнуть что люблю его?

Как он мог такое ляпнуть!

А, может, он не понял? Может, вообще, подумал о чём-то другом? Не услышал. Перепутал. Забыл.

В конце концов, не зря говорят, что сказанное в гневе или в страсти не надо воспринимать серьезно. Это всё мимолётное, яркое, когда сознание и то, что оно выдаёт, полностью выходит из под контроля.

Нас просто занесло. Мы вообще слишком долго ходили по грани, и вот, пожалуйста — доигрались.

Это была сиюминутная вспышка, о которой сегодня никто и не вспомнит.

А если нет?

Стоя у двери, на пороге своей комнаты, я уже с полчаса не могу сделать и шагу в коридор и трясусь как заяц. Все слишком сумбурно, непонятно и удивительно. К такой буре чувств я просто-напросто не готова, они сносят меня, сбивая с ног и погребая под собой всю решительность выйти и посмотреть правде в глаза.

А правда заключается в том, что теперь у меня совсем другая жизнь. Не знаю ещё какая, нравится ли она мне, или нет. Хотя, кому я вру… Я в восторге! И, все равно, боюсь нажать на дверную ручку, повернуть ее и выйти в коридор.

А внизу меня уже ждут — у Никитоса, оказывается, сегодня день рождения, о чем сообщила мне Ангела, достучавшись с утра. Я с трудом помню, как впустила её, как передала деньги на общий подарок, как попросила разбудить меня к полудню, чтобы я успела привести себя в порядок и не проспать празднование.

И вот сейчас уже четыре, а я все ещё стою на пороге, натянув сарафан и кое-как прикрыв волосами фингал на лбу. Надо только успокоиться и выйти.

А дальше — будь что будет.

Я не знаю, вернулся ли Ромка — он больше не звонил, и это пугает меня едва ли не сильнее наших вчерашних, случайно слетевших с языка слов. А вдруг он на меня злится? Или решил, что я какая-то больная или чокнутая. Или…

«Меня прямо накрывает от тебя, Женька. Такая вся белая правильная девочка, как статуэтка из гипса. И тебя можно выкрасить в любой цвет, понимаешь? В любой».

Ох, что же делать с этими воспоминаниями, с его голосом, звучащим так реально, как будто он уже здесь и говорит мне прямо в ухо. Как научиться не реагировать, не выдавать себя, заливаясь краской и покрываясь гусиной кожей несмотря на августовскую жару — это начинает выглядеть подозрительно.

— О, ты чего? Замёрзла? — проходящая мимо Маринка суёт мне стаканчик с портвейном и быстро проводит пальцем по моей руке от плеча до локтя. — Как цыплёнок, вся в пупырышках. На вот, согрейся. Сейчас уже будем начинать. Никитос подъезжает, уже звонил. Вот тогда и выпьем нормально, да? Ну, ты чего? Не мёрзни и не тупи! Или, может, расслабиться надо?

Я знаю, она намекает на косячок, который всегда можно достать у Никиты, предпочитающего алкоголю хипповский каннабис — и отрицательно качаю головой.

Зачем мне даже легкие наркотики, когда в голове и без того взрываются кислотные радуги, по которым скачут конкретно поддатые единороги.

Я всё-таки преодолела себя и вышла из комнаты, и сейчас помогаю носить закуски и выпивку из кухни наверх, в комнату для отдыха, где на стене висит Маринкин Дюк, из камина пахнет уже лавандой (Орест накануне проводил там новые манипуляции), где на средину комнаты ребята вытащили маленький столик, принесли кальян и снесли подушки и спальники из всего дома.

У нас будет домашняя, очень лёгкая и расслабленная вечеринка. Вот только у меня расслабиться всё никак не получается.

— О-о!! Кто пришёл? — отойдя на пару шагов, выкрикивает Маринка, и я едва не роняю стаканчик с портвейном.

Неужели Ромка?

— Здар-рова! Здаррова, ребзи, блин, сколько тут вас! Слушай, как и не уезжал никуда, все по старому. А именинник где? Как всегда, где-то потерялся?

— Да ждем уже, сейчас будет. А ты как, пропажа? Не тянет назад? У депутатки твоей, наверное, полный фарш и контроль, да? Иди, обниму — не чужие люди!

Оборачиваясь, я уже знаю, кого увижу там — обнимающихся Марину и Костика, который не пропускает ни один праздник в своём старом тусовочном доме, а наутро, проклиная все на свете, бежит к своей девушке в престижную квартиру в новострое, на ходу выдумывая всякие байки по поводу своего ночного отсутствия.

Художники! Богемные люди, что с них возьмёшь. Все они здесь такие — повернутые на острых ощущениях, на адреналине, на жизни, что называется, на лезвии ножа — кто меньше, кто больше. Без этого их, видите ли, не прет, жить неинтересно и вдохновения на творчество нет.

Я совсем недавно, только пожив с ними бок-о-бок, начала понимать этот феномен. Что некоторым людям покой и гармония как будто противопоказаны — и почему-то мне кажется, что Ромке сильнее всего. Даже на фоне своих далеко не самых банальных друзей он выглядит настоящим экстремалом. Что уж говорить об обычных людях, типа меня…

— О-о, Костя-ян! Братэло! — несётся мимо меня Орест, успевший захмелеть сильнее всех. Несмотря на то, что Маринка строго-настрого запретила пускать его на кухню, даже под предлогом приготовления какого-то легендарного мадьярского бограча, доверчивые новенькие гостьи, которых притащил на праздник сам Орест, ослушались её приказа. И теперь мы вынуждены наблюдать, как пьяненький Орест, вместо готовки стыривший бутылку коньяка, носится вокруг, раздаёт указания и пытается сподвигнуть народ на какой-то ритуальный танец, известный ему одному.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Слушай, возвращайся уже! — повиснув на плечах у Костика, громко заявляет Орест, ни капли не заботясь о том, что его слышат все окружающие, в том числе, и я. — Женьку мы выселим, если что. Мне ты гораздо больше нравился. Ты меня кофе не обливал! А ещё мы с тобой насчет оракала — договоримся, да? Мне там совсем чуть-чуть надо. Чисто по-соседски!