Он оценивающе оглядел меня и перевел многозначительный вопросительный взгляд на Поля. Не понимаешь, почему мы здесь вдвоем, парень? Я тоже.

– Что значит «ищет вся Москва»?

– А на что ты рассчитывала, выходя на сцену Кремлевского балета? Взорвала зал и исчезла!

Я зарделась, но при этом чуть отодвинулась от Кифера. Во избежание, так сказать.

– То есть ты это провернула одна? – правильно оценил мою реакцию Ивольский и удивленно заморгал. – Без его ведома?

Я кинула короткий взгляд на Поля, но он обманчиво спокойно потягивал алкоголь из своего стакана. Это не могло быть ничем, кроме маски. Наверняка мысленно он уже пятьсот раз разорвал меня в клочья.

– Ах ты пиз… – Ивольский осекся, глянул на меня, сложил пальцы в жесте мольбы. Об извинении, видимо. – Ты же сказал, что в Питере была Лебковская!

– Это ты сказал, что в Питере была Лебковская. Она и была: возглавляла второй состав, – невозмутимо отозвался Кифер и ополовинил свой стакан.

Меня резануло. Поль, говоривший об Алене, – это было больно. Рана, что, наверное, никогда не затянется. Нужно забыть это, пережить это. Но как? Я вышла из клиники, понимая, как сильно подставила Кифера. Я была готова к его ненависти, злости, желчности, но к тому, что он будет не один, подготовить меня не могло ничто вообще.

Над столом поплыл отчетливый запах спирта, и мне, в моем состоянии, одного этого было достаточно, чтобы опьянеть. Я сидела ни жива ни мертва, предвкушая расправу, расстроенная неприятными разговорами, страшащаяся тяжелейших разборок. Сдержанность Поля меня более не обманывала: искра – и вся Москва взлетит на воздух.

– А я, идиот, все думал, как же это она осталась в театре после такого!

Как? Да легко! Лебковская спала с директором и Кифером, а еще приходилась дочерью другу Беспалова. Она могла бы бегать по театру с гранатометом, расстреливая зрителей, – никто бы и слова не сказал.

– Она, может, и осталась бы. Умеючи лизала зад руководству, – озвучил мои мысли Кифер.

Но мной завладела злость. Интересно, в прямом или переносном смысле он это сказал? У него было много возможностей узнать, что там Лебковская умеет и насколько умело. Я опустила голову ниже, скрывая предательский блеск глаз.

– Что будешь пить? – вдруг предложил мне Ивольский.

Первым порывом было отказаться, но вечер следовало как-то пережить. И разговоры об Алене – тоже.

– Или ты…

– Красное.

Это мы проговорили хором. Владимир, подмигнув с облегчением, ушел. Я чуть было не задохнулась. Наедине с Кифером… Со злющим и уже хмельным. Мне хотелось на него нашипеть за этот разыгранный спектакль, но в итоге все те пять минут, что Владимир отсутствовал, я крутила в руке салфетку, изучая стену. И чувствовала каждое движение Поля. Ни один из нас не удостоил другого даже взглядом.

– Я так понимаю, ведущую партию ты нашел? – лукаво и немного скабрезно хмыкнул Ивольский. Но полностью недоумение скрыть ему не удалось. После Питера? После того, что она сделала?

Он поставил на стол не только вино, но и сыр. Есть совсем не хотелось, и я отправила в рот лишь крошечный кусочек, чтобы не было претензий.

– Да, – лаконично отозвался Поль. Я остро глянула на него и отправила в рот остатки сыра, предполагая, что буду его жевать весь остаток вечера, как корова. Не смогу проглотить.

Я опять. Делала. Вид. Что ем. Вот он: тот самый тревожный звоночек, после которого вернуться назад очень сложно, очень. Ведь обмануть так просто. Сказать, что иду в туалет, и там все выплюнуть. В глазах потемнело от страха. Нет-нет-нет, так нельзя!

– Да уж, Кифер, здравого смысла в тебе всегда было маловато, – хохотнул Владимир и осекся: – Я хотел сказать, что этот парень всегда руководствовался по большей части эмоциями. За это его в труппе и любили.

Оправдание вышло так себе, но придираться я не стала. Правда: едва ли кто-то за исключением Поля Кифера решился бы взять на роль девушку, запоровшую ему в прошлом все труды, а затем еще и отстаивать ее перед начальством, угрожая собственным увольнением. Я даже не знала, стоит ли этим восхищаться. Недаром же говорят: «слабоумие и отвага».

– Вы танцевали вместе в труппе? В Петербурге? – Я даже забыла о недожеванном сыре.

– А как же! Я танцевал принцев, а этот, – кивнул Ивольский на друга. – Злодеев.

Я поперхнулась и закашлялась. Сыр встал поперек горла, и пришлось спешно запивать большим глотком вина. Ох, пожалею я об этом!

– Он был неплох. Но как хореограф намного лучше. Секс, который он ставит на сцене, отлично продается.

– Когда ты об этом молчишь, зависть не так заметна, – фыркнул Кифер надменно.

Я с трудом сдержала улыбку, на мгновение забыв бояться.

Объективно – да, в сексе на сцене и в жизни Кифер разбирался прекрасно. Только это огромное преуменьшение. В его постановках всегда чувствовалась и глубина тоже. Секретом успеха Поля было то, что «свое» получали совершенно разные зрители. И те, кто приходил ради простой эмоциональной встряски, и те, кто искал тонкую нотку под очевидной чувственностью действа.

По моей коже от этих мыслей побежали мурашки, и я заерзала на стуле.

«Каким был Кифер раньше?» – хотелось мне спросить. В восемнадцать, скажем, лет. Таким же напористым и знающим себе цену? Я попыталась представить Поля десятилетней давности. С более длинными волосами и по-юношески гибким телом. Наверняка часть пластики ушла из него с возрастом и ввиду отсутствия соответствующих тренировок. Очевидно, теперь он отдавал предпочтение силовой компоненте.

Покосившись на него и нарвавшись на ответный прямой взгляд, я теснее сжала колени. И прокляла себя за неуместные мысли. Нашла время! Через пару часов он тебя переедет, Дия, как асфальтоукладочный каток, а ты слюни на него пускаешь!

– Значит, в Питере вы были вместе, – лукаво сощурился Ивольский, даже не подозревая, как щедро плеснул масла в огонь.

Мы с Полем отвернулись друг от друга. Он отпил свой напиток, а я посмотрела на часы. Чем бы ни закончился вечер, пусть бы побыстрее!

Ивольский спешно засобирался домой уже ближе к полуночи. За время, что мы провели в баре, я успела известись от неизвестности. Мне не был интересен так называемый друг Кифера, а говорил в основном он. Но то тут, то там мелькали, вставая на место, обрывки биографии Поля, о которых я понятия не имела и которые, к своему стыду, впитывала с жадностью дорвавшегося до дозы наркомана.

Мы вышли из дверей на удивительно тихую Московскую улицу, темную и залитую режущим светом многочисленных огней. Тут-то я и не выдержала: резко развернулась к Полю и сама обомлела от того, как близко оказалась.

– Позволь мне объяснить, – пролепетала неуверенно.