Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ух ты, – сказала я. – Это же ты.
– Вовсе нет, – сказал он, а сам мне улыбнулся.
Потом говорили что-то о филиалах Корпорации.
Томас сказал:
– Вот сейчас.
И тут дикторша произнесла:
– Сегодня утром состоялось слушание дела Гермеса Олимпуса. Против него выдвинул обвинение в обмане Ойой Грыыхоруу.
И показали зал суда.
– Это в Вашингтоне, – пояснил Томас.
Суд был, разумеется, не обычный, а наш, Корпорационный. Поэтому на стене висел флаг Корпорации – квадрат в серебряных хаотичных линиях. Под флагом за столом дремал судья, положив голову на подушку. Были весы, небольшие. С табличками, которые сейчас показали крупным планом: на одной чаше – табличка «Грыыхоруу», на другой – «Гермес».
– Зачем это? – спросила я Томаса.
– Каждый из судящихся, говоря одно оправдание в свою пользу, кладет камешек на свою чашу, – объяснил он. – Чья чаша перевесит, тот и победил.
– Ну, тогда у Грыыхоруу нет шансов. Гермес всегда его переговорит. Он ловко юлить умеет.
Томас только усмехнулся.
Показывали то Гермеса, то Грыыхоруу. Они высказывались. У Гермеса на губах играла снисходительная улыбка. Грыыхоруу был смущен и долго подыскивал слова, видимо стараясь быть еще более правдивым, чем обычно, что было совсем излишне.
А потом опять крупно показали весы. Они были неподвижны и показывали равновесие, несмотря на то, что на чашке Грыыхоруу было всего три камешка, а чашка Гермеса была наполнена с горой. Гермес подошел и положил, видимо, последний камень-аргумент в свою пользу.
И тут весы качнулись. И стала перетягивать чашка Грыыхоруу!
– Как это? – не поверила я своим глазам. – Там же… больше!
– Эти весы сама Фемида настраивала. Они взвешивают только абсолютно правдивые аргументы. Остальные для них легче пуха.
Судья в этот момент от звяканья Грыыхоруувской чашки о стол проснулся, вскочил, взглянул на чашку и объявил:
– Гермес Олимпус проиграл. Он приговаривается демонстрировать Грыыхоруу работу сандалий до тех пор, пока тот не поймет принцип их работы.
И стукнул молотком – звука не было, потому что он попал сначала по подушке. Но он ничуть не смутился, а стукнул еще раз, да со смаком, так, что зазвенели стекла в зале суда, а со стола полетели на пол папки.
Репортаж закончился.
– Не повезло Гермесу, – сказала я.
– Да, – пожал плечами Томас.
– Нужны Грыыхоруу эти сандалии…
– Ему нужна справедливость, – сказал Томас, а потом взял пульт, приглушил звук и произнес нерешительно: – А ты не хотела бы пообедать со мной? Я как раз собирался… Тут есть отличный итальянский ресторан неподалеку, «Мама Кьяра» называется. Не была?
– Не-а…
– Я там часто обедаю…
Но я не сразу ответила, потому что думала о своем.
– Значит, – сказала я, – у всех предсказания сбылись?
– Похоже на то, – сказал Томас.
– А у тебя? – настороженно спросила я.
Он на миг замешкался, словно вспоминая, потом сказал:
– А, про первую любовь?
– Да, – кивнула я.
– Пока нет, – он рассмеялся. – Но, думаю, сбудется.
– Да? Прекрасно, – буркнула я, подняла с диванной ручки чашку с растаявшим до молока мороженым и пошла на кухню.
Агент-сосед увязался за мной.
– Ну так?.. Пойдем обедать?
Я чуть было не сказала: «Почему бы тебе не дождаться визита твоей библиотекарши и с ней и пообедать?» – но промолчала. Что толку выяснять отношения, когда и так ясно – он без ума от другой?
– Это… дружеский обед? – спросила я.
– Нет, – сказал Томас.
– Что?
– Это свидание.
Так он… для меня, что ли, так вырядился?
– Я пять минут, – сказала я. (Да ну их, эти предсказания!)
Он кивнул.
Я юркнула в спальню и молниеносно закрыла дверь, чтобы Томас не успел увидеть, что находится в комнате.
Я и правда оделась за пять минут. Ну, почти. Потом я решила, что в белой блузке выгляжу скучно. Потом – что желтая не сочетается с джинсами. А потом – что джинсы слишком обтягивают бедра… А чтобы достать каждую из этих одежек, мне приходилось прорываться сквозь пальмовые листья и биться головой о кокосы и ананасы.
– Кхм, – раздался за дверью голос Томаса, когда я натягивала клетчатые широкие штаны. – Я не настаиваю на бальном наряде…
– Сейчас, пять секунд, – отозвалась я.
Пять секунд продлились еще минуту. Ну ладно, десять минут.
В общем, через полчаса мы спускались по лестнице. И на мне было мое лучшее платье – розовое в белые мелкие цветы. Оно подчеркивало талию и подходило к моим любимым, белым с бантиками, туфлям.
Когда мы проходили мимо почтовых ящиков, я увидела, что из моего торчит белый уголок. Я достала из клатча ключи, открыла ящик. Там были открытка и пухлый конверт. Открытка была рождественская. На обороте были зачеркнуты чьи-то поздравления с рождеством, а ниже накарябано крупно всего три слова: «Спасибо за фрукты». И подпись: «Зевс».
– Зевс? – я недоумевала.
– Я послал ему фрукты с нашей пальмы. От твоего имени, – сказал Томас.
Ну ладно. Пусть хрумкает, мне не жалко.
Затем я приступила к конверту. В нем было одно фото и стопка сложенных вчетверо листков. На фото был беленый домик на берегу океана, с пальмами и цветущими кустами. С обратной стороны было написано: «Спасибо, Алисия. Он твой. С любовью, Селия».
Селия? С любовью?
Я развернула бумаги. Какие-то документы, и что это написано наверху?
– Хм, – сказал Томас. – Дарственная.
Он взял из моих рук бумаги, пролистал.
– Поздравляю, – сказал с улыбкой.
– Что? – всполошилась я.
Знаете, юридические бумаги и документы редко сулят что-то хорошее.
– Селия подарила тебе дом.
Я с удивлением перевернула фото:
– Вот этот? Дом у океана? – кажется, мой голос дал петуха от радости.
Томас вчитывался в документ:
– Да. Дом во Флориде. Это часть владений Селии…
Я заглянула в напечатанный мелким шрифтом текст:
– «Так называемый амбар для инвентаря»… Ну и что…
– Конечно, – сказал Томас. – У него и окна как у жилья. Думаю, раньше это был дом садовника или что-то в этом роде.
– Но – за что? Почему она ни с того ни с сего дарит мне его?