Вскоре стали поступать сообщения от других отрядов, число пометок на карте росло, красные пятна расползались по нарисованному городу, покрывая все большую и большую площадь.

– Что с дальними, которые с юга должны были зайти? Нет связи?

Человек, пришедший с последним докладом, пожал плечами.

– Плохо, – Маша тряхнула головой. – А дурачка этого, обвешанного бомбами, который должен был главного в городской охране взорвать, не нашли?

– Раскусили его. Мертвый валяется на улице.

– Еще хуже! Видимо, жив главный. Потому и сопротивляются, что командует он ими.

Снова посмотрела на карту. Город прижимался к левому берегу реки, все его улицы – шесть или семь, не считая мелких, извилистых переулков – тянулись неровными линиями с севера на юг. Четкого разделения на кварталы не было, базар застраивался хаотично, без всякого плана. Иногда большие улицы сужались, раздавленные нагромождением лачуг, до прохода, в котором с трудом разминулись бы два человека. В таких местах наступление неизбежно останавливалось, потому что любой отряд вынужден был двигаться цепочкой по одному и на выходе их уже встречали.

– Эй, книжник! – она вновь обратила внимание на библиотекаря. – Кто у вас руководчик?

Старичок покосился на окно, за которым продолжались городские бои, будто боялся, что неизвестная сила немедленно покарает его за предательство. Но рассудил, что больше опасности исходит от людей, стоящих рядом, а главное – от женщины, которая ими командует.

– Губернатор, господин Майер.

– Где он?

Библиотекарь протянул сухощавую руку, указывая на что-то через окно.

– Его дом тот, что в четыре этажа. Самый большой на площади.

Маша повернулась к Крапленому, который поставлен был смотреть за продвижением только ее, Властительницы, отряда, а потому знал обо всем, что происходит в радиусе нескольких десятков шагов.

Он покачал головой из стороны в сторону.

– Нету там никого. Пустые дома, почти все. Городские отойти успели.

– Мне это не нравится, – процедила Маша сквозь зубы. – И чем дальше, тем больше.

Звякнуло стекло, в котором появилась аккуратная, круглая дырочка. Шальная пуля, залетевшая в комнату, ударилась в потолок, не причинив никому вреда, лишь заставив людей присесть от неожиданности. Когда легкий испуг прошел, Крапленый усмехнулся, сказал:

– Отслеживает кто-то. Видать, заметили, что ты в дом входила, Властительница.

– Ну так всыпьте им уже как следует, чтобы отползли подальше! Что я вас, учить должна?! – вспылила Маша.

“Не хватало еще, чтобы мне в голову прилетело, когда я стою на пороге собственного величия!”

– Закройте чем-нибудь окна.

Она отошла в темный угол помещения, пока стекла завешивали найденными тряпками. Стало совсем темно, пришлось зажечь свечи, о которых услужливо подсказал библиотекарь.

Маша еще раз посмотрела на карту. Только сейчас она призналась себе, что все ее мечты и дерзость нападения на Южный базар – все это может быть зря. Ничего еще не решено. Да, они легко вошли в город, быстро продвигались, но сейчас дело застопорилось и неизвестно было, как пойдет дальше.

– Посмотри ты, – она обратилась к Лютому, своему командиру, который командовал штурмом ворот. – Что скажешь?

Тот скривился, разглядывая карту.

– Я на черное мясо могу охотиться. И все наши люди, которые сейчас там, на улице, тоже. Мы и гнезд-то чужих раньше не захватывали, а город… Это уж не говоря о том, что здешняя охрана знает все закоулки, как свои пять пальцев. И о том, как будут город оборонять, они наверняка думали.

– Это я и без тебя понимаю. Вопрос был о другом.

Лютый с неудовольствием поправил книгу, закрывающую часть карты. Видно было, что его не радует своя командирская должность и он бы с удовольствием остался там, в родном лесу у священной башни, на развалинах города, раскинувшегося в устье большой реки.

“Надо будет разжаловать его к чертовой матери. А то и вовсе… Но не сейчас. Теперь пусть продолжает, нечего на полпути командира менять”.

– Лупят они нас не в лоб, – сказал он наконец, – а с разных сторон. Если будем продолжать в том же духе – потеряем много людей. Надо брать с них пример, делиться на мелкие группы, просачиваться там, где меньше сопротивление. Пусть головами вертят, угадывают, откуда на них прут.

Маша кивнула, соглашаясь – “ну хоть что-то сообразил”.

– Иди, делай, как задумал.

Она села на пол, прислонившись спиной к стене. Закрыла глаза. Почувствовала, что и Прыткий присел рядом.

– Блевать охота? – тихо спросил он.

– Не, – мотнула головой. – Теперь наоборот.

– Жрать?

– Ага.

Слышала, как помощник выспрашивал что-то у хранителя книг про еду, потом голоса стали отдаляться и Маша погрузилась в иллюзорный мир сновидений. Виделись ей когтистые лапы, тянущиеся к ее горлу, мерещилось чье-то смрадное дыхание. А потом – смех. Хриплый, кашляющий. Нечеловеческий. Кто-то смеялся над ней, над всеми ее усилиями и желаниями, над жалкой ее жизнью, за которую она цепляется, хотя, наверное, не стоило бы. Покончить со всем еще там, на берегу холодного моря – вот это было бы дело!

– Эй. Эй!

Открыла глаза. Над ней склонился Прыткий, он держал в руке тарелку, протягивал ей.

– Картохи, говорю, нет. Но у книжника нашлась каша из каких-то семян. Я попробовал – жрать можно. Даже вкусно.

– И причем тут картоха? – пробормотала Маша, зачерпывая деревянной ложкой местное варево.

– Сама во сне говорила – “картоха, картоха”. Не слабо, значит, проголодалась. Еще бы – столько выбле…

Дернула его за рукав: нечего об этом болтать при остальных. И вовсе не про картоху она говорила во сне. Пережевывая кашу, вспомнила темные лапы, а еще – глубоко посаженные глаза и черную морду. “Антоха”. Вот кто ей приснился.

К утру снова явился Лютый, с испачканным сажей лицом, перевязанной рукой. К тому времени и стрельба на улице поутихла, хотя пожары продолжались – от прежних, догорающих, эстафету принимали новые.

Докладов не было уже больше часа, поэтому Маша набросилась на командира, выспрашивая его о положении дел.

– Какого лешего тишина?! Если дело сделано, почему мне не сообщают?

Прежде, чем ответить, он с жадностью осушил большую кружку с водой.

– Тихо потому, что и они, и мы бережем патроны. Огнестрелы используются только при крайней надобности. А стрельбы из арбалетов вы отсюда, понятное дело, не слышите.

Зачерпнул из кадушки еще воды, сделал несколько глотков.

– Не можем пробиться. Кажется, будто они в каждой щели притаились. Куда не сунешься