- Рассказывай, - потребовал я, едва мы уселись вмашину. - Только имей в виду, что тебе придется все это повторить еще раз, приСвете.

- Так, может, подождем? - резонно предложил он. - Чегодва раза одно и то же перетирать. Приедем - и все расскажу.

Мне в голову пришла нахальная мысль отвезти Вознесенского нек Светке, а к нему домой. А что? По дороге он мне все расскажет - и свободен,как птица в полете. Но Светка мне этого не простит. В самом деле, таскаться потусовкам, выспрашивать, вынюхивать, ловить отдельные слова, полунамеки,сплетни, тратить на это время и силы, вместо того чтобы заниматься чем-нибудьболее приятным, - и получить такой щелбан по носу. Мол, не суйся, не твое дело,мы, мужчины, между собой все выяснили, а ты сиди тихонько и жуй свои эклеры.Нет, поступить так со Светой Безрядиной я не могу. Я потом себя уважать небуду.

- Хорошо, - согласился я, - давай пока о чем-нибудьдругом поговорим.

Саша всю дорогу рассказывал мне про город Заводоуковск, проместные нравы, про разваливающиеся дома с обшарпанными фасадами и роскошныеособняки в пригородных зонах. Что ж, Тюменский край богатый, где нефть, там иденьги.

Но Светка-то, Светка! Как в воду глядела. Мы еще Кольцевуюдорогу не пересекли, а она уже позвонила.

- Гарик, не вздумай у Саши все выспросить и отвезти егодомой, - тоном строгой учительницы сказала она.

- Аделана, почему ты так плохо обо мне думаешь? -возмутился я. - Мы с ним договорились вообще ничего не обсуждать, пока неприедем к тебе.

- Это он с тобой договорился, а не ты с ним, -прозорливо заметила она. - У меня все готово, приезжайте скорее.

Разумеется, Вознесенский уцепил своим журналистским ухомслово «Аделана» и попросил разъяснений. Пришлось рассказывать о бурнойСветкиной молодости и моей тупой юности. И как-то незаметно разговорсоскользнул на историю моего знакомства со Светой. Я не люблю ее рассказывать,но Саша Вознесенский очень мне помог…

***

…Мне было пятнадцать лет, и у меня был кот по кличке Арамис,сиамский котище, голубоглазый, цвета кофе со сливками, спокойный и мудрый.Почему-то он очень любил улицу, все время рвался гулять, живо интересовалсялюдьми, собаками и машинами. Я купил ему шлейку, которые надевают для прогулкина маленьких собачек вроде тойтерьеров, и примерно раз в неделю выводил напроменад.

Родители мои в очередной раз уехали на гастроли. Как сейчаспомню, папа должен был петь в Париже партию Зурги в «Искателях жемчуга» Визе.Впрочем, это к делу не относится. Так вот, они уехали, я остался один на целыймесяц, потому что спектакль должен был идти восемь раз.

Однажды я пришел из школы, пообедал, сделал уроки, попыталсяпосмотреть телевизор, но ничего интересного в тот вечер не показывали, и ярешил вывести Арамиса на прогулку. Было уже темно, но меня это не смутило. Мыоделись, я в куртку, Арамис - в шлейку, и отправились обозревать окрестности.

И надо же нам было нарваться на этих подонков! Мнепоказалось сперва, что все они примерно моего возраста, и страха перед ними яне испытывал, то есть, увидев их, облепивших скамейку и фальшиво бренчащих надвух гитарах, опасности я не почувствовал. Их было шестеро, и пели они что-тоблатное и почти совсем нескладное. Когда мы проходили мимо, они перестали петь.

- Ты гляди, - громко заявил один из них, - кот наповодке. Чего этот шпендрик о себе вообразил? Что у него овчарка?

Они принялись задирать меня, я прибавил шаг и ничего неотвечал, стараясь поскорее уйти подальше, но не тут-то было. Парни сталиприближаться всем скопом, окружили меня, а тот, который заговорил первым,наклонился и начал дразнить Арамиса. Другая кошка, как говорится, смолчала бы,но Арамис был сиамцем, и этим все сказано. Он и вообще-то насмешек не терпел, атут еще пьяную агрессию почуял, ну и впился в обидчика когтями и зубами.

Не могу и не хочу описывать в подробностях то, чтопроисходило дальше. Я - взрослый мужик, капитан милиции, но и у меня естьслабые места, которые трогать нельзя. Меня довольно прилично избили. А Арамиса,моего любимого, мудрого голубоглазого Арамиса, не стало. Они свернули ему шею,бросили мертвого кота рядом со мной, валяющимся на земле, и убежали.

Помню, я снял куртку и завернул в нее Арамиса. Я, конечно,понимал, что он уже умер, но мне почему-то казалось, что ему холодно, что покаон еще теплый - он чувствует. Так и брел я по темной улице, слизывая с губльющуюся из носа кровь, раздетый, с мертвым котом в руках.

Я не очень-то понимал, куда иду. Не то домой, не то ещекуда-то, ведь Арамиса надо похоронить, то есть закопать, а где? И чем рытьземлю? У меня и лопаты-то с собой нет. В общем, соображал я плохо, но упорношел вперед, пока меня не остановила какая-то пожилая женщина.

- Мальчик, с тобой все в порядке? - участливо спросилаона.

Я опустил голову пониже, пытаясь скрыть окровавленное имокрое от слез лицо, но это, наоборот, заставило ее внимательнее всмотреться.Конечно же, она все увидела.

- Ну-ка пойдем со мной, - скомандовала она, крепко беряменя за плечо.

- Куда?

- Здесь рядом. Пойдем-пойдем.

Она привела меня в опорный пункт милиции, где засиделсядопоздна участковый Михаил Васильевич Филонов, немолодой дядька с усталыми идобрыми глазами. Женщина по имени Софья Яковлевна оказалась его женой, оназнала, что муж до сих пор на работе, потому что сама только что приходила кнему, приносила в термосе горячий суп: Михаил Васильевич в тот день не успелпообедать.

Вдвоем они принялись хлопотать вокруг меня, промыли ссадины,приложили какие-то мудреные компрессы на заплывающие глаза, подробновыспрашивали, что случилось. Я сперва рассказывал довольно внятно, а потом невыдержал и разрыдался. Софья Яковлевна обняла меня, прижала к себе, гладила поголове и тихонько целовала в макушку, а Михаил Васильевич ходил вокруг нас иприговаривал:

- Ты поплачь, поплачь, Игорек, тебе сейчас нужновыплакаться. Я ж понимаю, это такое горе, такое горе, ты ж самого близкогодруга потерял. Ты небось его еще котенком взял, он у тебя на ладошке сидел, тывсе его проказы детские помнишь. Я понимаю, как тебе больно, так что ты плачь,плачь, Игорек, пока плачется, дай горю выйти, не держи его в себе. Если в себеудержишь, оно там так и останется, корни пустит, прорастет и всю жизнь тебепокоя давать не будет.

Потом они поили меня чаем с сушками и карамельками, ввосемьдесят седьмом году хороших конфет в магазинах не было, и снова утешали,утешали, утешали… А потом мы все вместе поехали на ближайший вокзал, сели впервую попавшуюся электричку и доехали до первой же платформы за пределамиМосквы. Михаил Васильевич прихватил с собой небольшую лопатку, котораяпочему-то оказалась в опорном пункте, и мы стали искать место, где похоронитьАрамиса.

- Вот здесь хорошо будет, - деловито сказала СофьяЯковлевна. - Смотри, какой большой дуб. И коту твоему приятно будет здесьлежать, и тебе легко будет место найти, если захочешь его проведать.