Хан попытался сглотнуть комок, который внезапно разбухгде-то в горле.

- Не знаю. Наверное, ничего плохого в этом нет.

Он слышал свой голос и удивлялся тому, что не узнает его.

- Вот и хорошо, - Оксана улыбнулась. - Ужинать будешь?

- Буду.

Еще пять минут назад при мысли о еде Хана начиналоподташнивать, но сейчас он готов был съесть все, что ему предложат. Оксанавыключила компьютер, и они пошли на кухню.

- Суп будешь?

- Буду.

- А отбивные с картошкой?

- Тоже буду.

- Не лопнешь? - лукаво усмехнулась она.

- Не должен. Во всяком случае, постараюсь.

Застрявший в горле комок наконец сглотнулся, и Хан началузнавать собственный голос. Сковывавшее его напряжение понемногу ослабевало, ион почувствовал, как руки, еще несколько минут назад ледяные, стали теплыми.

- Ксюша…

- Да?

Она обернулась, такая домашняя, со сковородкой в одной рукеи масленкой - в другой. Такая родная, такая любимая.

- Ты с кем-то переписываешься по электронке?

Лицо ее залилось румянцем. Она ответила не сразу,отвернулась и принялась деловито разогревать еду. Хан почувствовал неладное.Почему она не ответила? Неужели это все-таки Аркадий? И все ее cлова, которыеона только что произнесла, - ложь, ловкий маневр?

- Ксюша, пойми меня правильно, я не собираюсь лезтьтебе в душу и уличать в чем-то, просто я заметил, что ты… ну, ты этимзанимаешься, когда меня нет или когда я сплю… Создается такое впечатление, чтоты хочешь от меня что-то скрыть. Я не спрашиваю, что именно, просто мы всегдабыли откровенны друг с другом, и ты должна знать, что я это замечаю и мне этонеприятно.

- Хан, я скажу тебе правду, только дай слово, что небудешь ругаться.

- Даю слово.

- Понимаешь… Господи, ну как тебе объяснить…

Точно. Она общается с Аркадием. И теперь ищет более илименее сносные объяснения, которые удовлетворили бы мужа и не обидели его.Значит, все ложь. И сейчас боль вернется снова и будет еще сильнее.

- Хан, я старею, - выпалила Оксана. - Мне уже далеко недвадцать пять.

- Нетрудно догадаться, - недобро усмехнулся он. - Мы стобой бывшие одноклассники, стало быть - ровесники.

- Не смейся, пожалуйста. У меня морщины, у меняпоявился второй подбородок, талия заплыла совсем, а помнишь, какая она у менябыла? Я хочу хорошо выглядеть, я хочу нравиться тебе…

- Ты и так мне нравишься, - перебил Хан.

- Нет, не так. Просто ты пока еще любишь меня и ничегоне замечаешь, но настанет момент, когда ты обратишь внимание на более молодуюженщину и начнешь нас сравнивать. Вот тогда ты все и заметишь.

- Чушь! Ерунда какая-то! Ты всегда будешь мненравиться.

- Не зарекайся. И потом, может быть, тебе я и нравлюсь,но я не нравлюсь себе. В общем, я решила сделать пластику.

- Что ты решила?! Ты что, с ума сошла?

- Хан, пожалуйста… Женщине важно самоощущение, ейхочется чувствовать себя молодой и привлекательной. Может быть, я дура, но чтоподелаешь, если мне для душевного спокойствия нужно не чувствовать себя старой.

- Ксана…

- Погоди, не перебивай меня. Я понимаю, что пластика -дело серьезное, рискованное и очень дорогое, если делать в хорошей клинике. Яброжу по Интернету, ищу разные материалы, собираю информацию, сравниваю. Нашласайт, на котором женщины общаются по проблемам косметологии, в том числехирургической, и я с ними переписываюсь, стараюсь узнать, какие есть операции,какие процедуры, косметические средства, аппараты, какие цены на все это. Можетбыть, можно обойтись и без операции.

- Господи, Ксюша, - простонал Хан, - ну почему ты мне сразуне сказала? Зачем эти ночные посиделки в обществе незнакомых тебе теток,которых ты в глаза не видела, которые наврут тебе с три короба, и ты даже неспросишь с них за обман. Я мог бы устроить тебе консультацию у самых лучшихкосметологов и пластических хирургов, если уж тебе так приспичило омолодиться.Почему надо было скрывать это от меня?

- Ну… мне было неловко. Я стеснялась.

Он встал и обнял жену.

- Ты дурочка, да?

- Да, - покорно кивнула она, утыкаясь в его плечо.

- Ты понимаешь, что я тебя люблю всю жизнь и будулюбить, как бы ты ни выглядела?

- Понимаю. Но мне же хочется…

- Да ради бога, Ксюша. Разве я против? Если тебе отэтого лучше - делай. Только не надо меня стесняться, ладно? Не надо скрывать отменя такую ерунду. А то я уж начал было думать, что у тебя появился любовник.

Она резко отстранилась, глаза ее расширились и посветлели.

- Как ты сказал? У меня - любовник? Да как у тебя языкповернулся такое ляпнуть! Ты что, всерьез думаешь, что я могу тебе изменять?

- Нет, всерьез не могу, - с улыбкой ответил Хан. - Могутолько в шутку. Ну а что я должен был думать, видя, как ты с кем-топереписываешься тайком от меня? Я - нормальный мужик, мне мысль о твоейпластике в голову прийти не может в принципе. Понимаешь? Я мог бы выстроить тритысячи предположений, а до пластики не додумался бы. По-моему, на плите что-тогорит.

- Отбивные!

Оксана вырвалась из его объятий и метнулась к плите.

- Хорошо, что у тебя такое тонкое обоняние, - соблегчением произнесла она, переворачивая мясо на сковороде. - Мясо непригорело, только собиралось, а ты уже запах почуял. Садись, я наливаю суп.

Хан съел большую тарелку горячего супа и две отбивные сизрядной порцией картофельного пюре. В этот момент алкоголь «догнал» его,смертельно захотелось спать, уснуть прямо здесь, на кухне, положив руки на столи уткнувшись в них головой. Но он сделал над собой усилие, принял душ и улегся,как положено, в постель. К моменту, когда Оксана вошла в спальню, он спал какубитый.

Ему снились счастливые сны.

Одалиска - Морю, 21 июля 2004 года

Моречко, меня снова одолели сны. Несколько дней подрядснится Костя, как будто он возвращается, и мы так хорошо встречаемся, он такойрадостный, веселый, так любит меня и Дашеньку, и во сне я думаю, что у нас всехорошо и вообще ничего плохого не было, сердце разрывается от любви к нему, имне так сладко, так радостно, а все эти заморочки с его отъездами и с той бабойпросто мне приснились. Потом я просыпаюсь и понимаю, что все наоборот, что всеплохое было и есть на самом деле, а все это счастье мне просто приснилось… Итак мне тяжко, так грустно, так невыносимо - передать невозможно.