Баварцы переглядываются с непонятной мне ухмылкой, но из разгромленной спальни не выходят. Тупо пялятся на меня с явным чувством превосходства живой горы мышц перед обыкновенным человеком. Да, я знаю, что троица проникших в замок убийц любому из них на один кутний зуб, ну и что с того? Я тоже с ними справился… почти.

Охая от боли, я принимаюсь бережно ощупывать себя на предмет ранений. В горячке боя многого не замечаешь, зато потом за все пропущенные удары организм воздает тебе сторицей, на недели отправляя в кровать. Попутно я продолжаю яростно комментировать низкие морально-психологические качества братьев, которые как дрессированные тюлени выполняют любой каприз «взбалмошной девчонки».

– Да как у вас рука поднялась бросить эту дуру одну? Что, если в замок пробралась не одна группа убийц, а несколько? – рычу я. – Живо туда!

Краем глаза я ловлю перед собой какое-то движение, инстинктивно вскидываю голову. Злобное мое бормотание как ножом обрезает. Пока я ругался и чесался, телохранители успели раздвинуться в стороны, и из-за широченных спин выступила вперед Она.

В белых как снег доспехах, с маленькой секирой в руке, девушка выглядит… божественно. Я захлопываю отвисшую челюсть, непосильным напряжением выпрямляюсь во весь рост. Жанна внимательно оглядывает меня, легкая морщинка на лбу исчезает так быстро, что я решаю: почудилось; в зеленых, как весенняя трава, глазах блестит насмешливая искра.

– Решила проверить, как тут моя спальня, – сообщает она буднично. – А отчего тут так не прибрано?

Я бросаю быстрый взгляд по сторонам. «Не прибрано» – это еще деликатно сказано, в спальне будто фильм ужасов снимали. Даже удивительно, что всего четверо мужчин за какие-то пять минут могут привести в совершеннейший хаос довольно просторное помещение. По всем стенам пятна крови, а на полу так целые лужи. От стеклянной посуды одни осколки, мебель – в щепки, стекла выбиты. А как получилось, что развешанные по стенам дорогие гобелены сорваны и скомканными тряпками валяются по полу, я и сам не понимаю.

А она держится молодцом, отмечаю я. Не кричит, не закатывает глаза при виде трех трупов, да и свежей кровью в спальне так шибает в нос, словно мы на скотобойне. Герцог Баварский воспитал племянницу смелой и решительной, она настоящий воин, отважнее многих мужчин.

«Спасибо за помощь, – говорят мои глаза, – но ты – идиотка! Сама приперлась в ловушку, виданное ли дело!»

– Клопы, – отвечаю я вслух, – клопы и блохи. Проклятые кровопийцы всю ночь спать не давали, пришлось перебить.

«Я сама определяю, что мне делать!» – молча фыркает она.

– Клопы? – вслух ужасается Жанна. – Надеюсь, в Орлеане они перестанут мне досаждать.

Она разворачивается и уходит, высоко задрав подбородок. Баварцы тяжело топают за ней, старший на секунду задерживается и благодарно хлопает меня по плечу. Я невольно охаю: лапа у Жака тяжелая, как у гризли. Зачем богатырю тот чудовищный топор, если сжатым кулаком он расплющит любой шлем, как булавой?

Убедившись, что королевская гостья ушла, комнату тут же заполонили слуги. Как муравьи, по трое-четверо ухватили трупы, деловито утащили куда-то вниз. Мажордом замка, охая и причитая, подсчитывал убытки и вслух прикидывал стоимость ремонта. Строительно-отделочные работы никаким боком меня не касались, а потому я решил уделить себе пару минут.

Со старческим кряхтением я опустился на руины кровати, принялся осторожно подсчитывать убытки. В целом для меня все обошлось очень удачно, отделался ссадинами и кровоподтеками. Пара сломанных ребер не в счет, заживут как на собаке. Придется взять в оружейной новую кольчугу, та, что сейчас на мне, прорублена в семи местах. Это беда небольшая, хороших кольчуг в оружейной комнате навалом. Правда, за добрую германскую сталь бородатые оружейники из Золингена берут дорого, но и результат себя оправдывает: я-то жив!

Кренясь вбок, словно подбитый истребитель, я прямо сквозь остатки искрошенной топорами двери выполз в коридор и по стеночке побрел на кухню. Вообще-то фирменный напиток францисканцев – изобретенное ими шампанское, но мне совсем не хотелось пузырьков. Еле живому лекарю для поднятия духа срочно требовалась рюмка-другая выдержанного коньяку.

На лестнице я остановился, вспомнив зеленое пламя ее глаз. Почудилось, или в самой их глубине и впрямь затаилась тревога? Проклятая кровь стекала со лба, а потому я плохо разглядел, да и голова гудела как колокол после удара гардой по затылку.

Шмыгавшие мимо слуги недоуменно косились на ветхий гобелен, перед которым я застыл с глупой улыбкой. Очнулся я, когда словно из-под воды глухо взревели трубы, извещая о прибытии гостей. Дико покосился на старый коврик перед глазами, посвященный рождению дедушки нынешнего хозяина замка Кудре, престарелого графа де Гокур, и, чертыхнувшись, поспешил во двор.

Пока я ковылял по длинной винтовой лестнице, владелец замка распорядился запустить гостей. Тяжелая кованная решетка, установленная сразу за воротами, с диким визгом медленно поползла вверх. Замковые ворота с протяжным скрежетом распахнулись. Все присутствующие во дворе заметно морщились, но не нашлось ни одного, кто упрекнул бы стражу за небрежение.

Всем памятна предательская сдача неприступных замков Турклуа, Блерта и Шарлето, когда подкупленная стража ночью распахнула ворота и впустила англичан. Скрежет – это дополнительная страховка, вроде воя сирен и тревожно мигающей лампочки сигнализации. Владелец замка предпочитает сто раз проснуться от оглушительного скрежета несмазанных воротных петель, чем один раз от вражеского клинка, который нежно щекочет шею.

В замок устало втянулись две дюжины рыцарей, каждого сопровождала пара до зубов вооруженных оруженосцев, сразу за ними пожаловал десяток лучников. Громко дребезжа по мощенному булыжником двору, в ворота вкатились несколько тяжело груженных телег. С пронзительным скрежетом ворота начали закрываться.

Ехавший первым всадник легко соскочил с крупного вороного жеребца, тот негодующе дернул головой, пытаясь вырвать поводья из рук набежавших конюхов, оскорбленно заржал. Зычным голосом рыцарь скомандовал воинам спешиться, те с видимым облегчением оставили седла, охая и потягиваясь выстроились во дворе.

– Я уж боялся не доехать до вас, дорогой граф, – учтиво поклонился рыцарь отставному обергофмейстеру королевского двора. – Час назад мы решили, что окончательно заблудились, я уже собирался заночевать в лесу.

– Что вы, дорогой барон, – склонил седую голову Рауль де Гокур. – Извести вы о приезде, я выслал бы встречающих. Но что за дело привело вас среди ночи?

– Я бы предпочел обсудить новости не здесь, – понизил голос барон.

Я закусил губу: никак не могу отделаться от странного чувства, что и голос, и манера движений рыцаря мне знакомы. Но откуда? Я внимательно вгляделся в лицо гостя, прекрасно освещенное подскочившим лакеем, что высоко поднял ярко пылающий факел, приглушенно ахнул. Видел эти черты лишь мельком, но не забыл, не забыл.

– Боже мой, – азартно прошептал я, – какая неожиданная и, чего уж скрывать, на редкость приятная встреча! Со свиданьицем, как говорится.