Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прядка решила взглянуть в небо, но именно в этот миг солнце скрылось за луной на горизонте — за Полуночной луной, похожей на дыру в ткани реальности.
И тогда Прядка стала ждать. Мало что хуже напряженного, хоть и бездеятельного ожидания. Свободное время, которым нельзя воспользоваться, всегда создает впечатление, что над тобой насмехается сама природа.
Наконец Прядка заметила какое-то движение.
Полуночная сущность подобралась пугающе близко и при том совершенно незаметно. Возможно, потому, что была черной на черном, а может, потому, что двигалась прямо сквозь споры. Но если заметить ее один раз, отследить уже несложно: свет лампы отражался от нее, как от масла.
Прядка затаила дыхание. Она перестала беспокоиться насчет спор, целиком сосредоточившись на приближающемся кошмаре. Что за чудище движется сквозь споры? Купается в них? Или… плывет? Так это называется?
Прядка знала слово «плыть» по одной из историй Чарли, хотя сама идея казалась ей чем-то из ряда вон. На планете есть места с таким количеством воды, что в нее можно нырнуть с головой? Но ведь тогда утонешь?
Как бы там ни было, приближающаяся полуночная сущность именно плыла. Вам она напомнила бы угря или морскую змею длиной с половину «Вороньей песни». Но все же вы родом с планеты, где обитают водные существа. Для Прядки подобная мысль совершенно чуждая, поэтому движения чудища казались ей противоестественными и пугающими. Позвоночник не должен изгибаться как веревка.
Чудище хищно покружило у шлюпки. И растерялось.
Почему этот человек сидит один в лодчонке? Вы бы почувствовали себя так же, если бы во время прогулки по лесу наткнулись на горячий стейк на пеньке. Что за уловка?
По сей день я не могу сказать наверняка, можно ли считать полуночную сущность живой. Узы Люхеля — штука определенно странная. Но в контексте нашей истории давайте представим, что скользящая рядом со шлюпкой сущность с функциональной точки зрения обладает самосознанием. Как минимум, в нее заложен набор команд, приближенно имитирующих живой организм.
И потому она умела проявлять осторожность. Этим Прядка и воспользовалась: вытянула дрожащую руку и коснулась сущности.
В восприятии гнусного чудища такое поведение выглядело крайне настораживающим. Злой умысел Чародейки напитал его ненавистью ко всему живому. За время своего существования оно только и делало, что разыскивало корабли, а затем отращивало лапы, чтобы забраться на борт и сожрать моряков. При его виде моряки издавали самые разные звуки, впрочем, все они неизменно заканчивались истошными булькающими воплями. Это был звук хорошо исполненной работы, звук выполненного предназначения.
Чудищ боялись. К ним не тянули руки, чтобы потрогать. С тем же успехом салями могла вскочить с тарелки и сама запрыгнуть к вам в рот. Не то чтобы вы не любите салями, просто неплохо приложить хоть какие-то усилия.
А здесь был замешан еще и контроль над разумом.
Прядка поставила все на то, что ей удастся провернуть прошлый трюк и подчинить чудище своей воле.
План гораздо более реалистичный, чем кажется на первый взгляд. Видите ли, море слишком велико, чтобы Чародейка успевала следить за всеми полуночными тварями. Она создавала их партиями, а потом отправляла в море с определенными приказами, поддерживая лишь слабый контроль. Даже она быстро умрет от обезвоживания, если попытается управлять всеми чудищами сразу.
В остальном они обладали минимальным самосознанием, которого хватало, чтобы принимать самостоятельные решения, делать выбор. Наделять блуждающих слуг подобным качеством опасно, но у Чародейки, опять-таки, просто не было другого выхода. Ей пришлось оставить им толику самостоятельности, иначе они просто не смогли бы нести службу, ради которой их создали.
В общем, план Прядки мог и правда сработать.
Если бы она занималась проращиванием не пару недель, а подольше.
Прядка попыталась перехватить управление, как раньше, навалившись на чудище своим разумом. То вздыбилось над спорами и, отпрянув от ее руки, глянуло на Прядку полуночными глазами. В ее голове возник вопрос, будто… чудище чего-то хочет. Она подумала о воде в надежде перебить предложение Чародейки.
Чудище дало отпор. Разумеется, Чародейка прекрасно понимала неотъемлемую слабость своих творений и снабдила их сложными механизмами, чтобы распознать попытку контроля извне. Прядка была цепкой, талантливой и полной решимости, но все равно новичком.
А Чародейка, замечу, вовсе нет.
Чудище с шипением встало на дыбы и раззявило пасть в предвкушении грядущего пира. Прядка в ужасе бросилась на дно шлюпки.
В этот миг послышался тоненький голосок:
— Стой!
С явной неохотой Ак добавил:
— Доставь нас к твоей хозяйке. У меня… есть право на свободный проход.
Чудище качнуло головой. Сложный набор команд переключил его внимание на владельца голоса. Сожрать его было запрещено, а при получении нужного приказа требовалось доставить к хозяйке.
Следуя указаниям Чародейки, крысеныш по имени Ак вернулся в то самое место, где появился на свет.
Получночная сущность
Глава 59. Узница
Следующим утром Прядка прибыла на остров Чародейки.
В маленькой шлюпке ей разрешили попить и сходить в туалет (в ночной горшок). В остальном она провела весь путь обездвиженная, зажатая в кольцах полуночной сущности. Из спор появились еще два таких же чудища и с невообразимой скоростью принялись толкать шлюпку к месту назначения.
Ак отказывался объяснять, что именно сделал и почему его послушались полуночные создания. На этот счет у Прядки имелись свои подозрения.
Наконец, проделав невероятный путь, Прядка добралась до острова Чародейки. Тот оказался меньше, чем она представляла. И это весьма примечательно, ведь остров, на котором родилась сама Прядка, уже довольно мал по стандартам большинства миров. Ее удивление было сродни замечанию четырехлетки: «Знаешь, а я думала, ты старше».
Поскольку в морях спор нет силикатов, образующихся из кораллов в процессе ихтиологического пищеварения (да, ваши любимые пляжи не что иное, как рыбьи какашки), остров Чародейки представлял собой всего лишь очередную груду камней. В данном случае сланцево-серая шхера отличалась подозрительно округлой формой и в поперечнике достигала ярдов двухсот.
Несколько деревьев пытались оживить ландшафт, но так и не преуспели: слишком редко они росли да и были не той породы. Они представляли собой корявые, сучковатые штуковины с жалкими пучками